— И ваш-то вчера, — вновь рассмеялась Матерь, — все ведь понял, не знаю как. Видали: как схватит мужика за хозяйство, тот и скис.
— Эй, погоди! — растерялся Ыц-Тойбол. — А у Дол-Бярды что, тоже хозяйство?
Матерь задумалась — и не нашла что ответить:
— Чем же это он меня вчера так утомил?
Тып-Ойжон успокоил ее:
— Он и сам утомился. И тоже не понял, отчего.
Визитеры собрались уже откланяться, но Великая Матерь не отпустила их просто так.
— Нет, сынки, нельзя так. Обязательно надо, чтобы след от вас остался у циритэли. Да и бабы наши на вас косятся, понравились вы им.
Тут уж мудрецу и ходокам стало вовсе не по себе.
— Может, не надо? — робко спросил Гуй-Помойс.
— Ты что, крепыш? Конечно, надо! Да ты не бойся, тебе точно понравится.
Визитеров развели по разным пещерам. Тут-то им и открылась природа таинственных стонов, но ни ходоки, ни мудрец об этом никому потом не говорили, и между собой стыдливо не обсуждали.
Размазня, оставшаяся после Ваз-Газижоки, любопытства у Диболомов не вызывала. Лой-Быканах начал подозревать, что опять мог ошибиться, и начал уже бормотать «Вышли хваи», как взгляд его упал на аптечку.
— Что у вас тут? — спросил он архитекторов.
— Обезболивающее, заживляющее, торкающее… — начал перечислять Скип.
— Годится, — прервал его философ. — Заживляющее — тинная труха?
— Грибной взвар, — обиделся Уй. — Фуфла не держим.
Повезло, подумал эксцентрик, как же мне повезло. На периферии обзора парил в эфире Патриарх и с нескрываемым интересом наблюдал происходящее.
Лой-Быканах вылил на останки головы чуть ли не полсклянки, взвар зашипел, запенился, и из пены испуганно вытаращился глаз архитектора.
— Погоди, не дергайся, — философ вылил остатки взвара на размазню и прикрыл ящиком. — Теперь подождать надо.
Ждать пришлось недолго. Практически сразу из под ящика начали доноситься булькающие и трескающие звуки, потом невнятное бормотание, и вот уже:
— Ты мне за это ответишь! Вы мне все за это ответите! Жалкие, ничтожные…
Лой-Быканах горделиво приподнял ящик и представил Диболомам целехонькую голову архитектора.
— Регенерация — не причина, а следствие неуничтожимости, — объявил философ.
Уй и Дуй не смутились и на этот раз, но теперь их скепсис не казался твердым и непоколебимым.
— И что теперь? Положим, что вы даже правы, и сикараськи действительно особый вид материи…
— Даже не вид, а способ существования материи, — уточнил Лой-Быканах.
— Ну, хорошо, способ существования. И вы думаете, что от этого смысл существования сикараськи иной, нежели мы утверждаем? — усмехнулся Скип.
Лой-Быканах коварно улыбнулся:
— А вот этого я не скажу.
— Почему? — удивился Уй.
— Потому что пока не знаю.
Он выглянул в окно. Блямба почти скрылась за горизонтом.
— У вас можно переночевать?
— Конечно, — ответил Скип, не отрываясь от кульмана. — Но для этого ты должен признать, что мы правы.
— Вы правы, — легко согласился философ.
Дуй обиделся:
— Ты же не согласен, а говоришь, что согласен.
— А что мне остается делать? — растерялся Лой-Быканах. — Кстати, нужно определиться, как мы общаемся: на «ты» или на «вы»…
— Думаете, мы вас не уважаем? — Уй заколотил ставнями проем окна: мало ли кто ночью голодный залезет?
— Вовсе не по этой причине, — философ свернулся калачиком в углу. — Вот подумайте: вы уважаете тех, с кем говорите на «ты»?
После непродолжительных раздумий Диболомы решили, что в большинстве — уважают.