— Вот оно, товарищи! Началось, — голос его дрожал от сильного волнения. — Вот… Слушайте. «В последний час. Успешное наступление наших войск в районе — города Сталинграда».
Люди подались к нему, замерли. А когда он кончил читать, возбужденно заговорили, засмеялись. Но Майборода дал хору команду, и все звуки потонули в могучей боевой песне, которая призывала мстить врагу, вдохновляла на героические подвиги.
Когда песня кончилась, партизаны закричали:
— В поход! В поход, товарищи!
— Товарищи командиры! Вперед!
— Сергей Федотович!..
— Комиссара сюда!..
— Поможем сталинградцам!
— Смерть фашистским гадам!
На руках вынесли из землянки завернутого в кожух Лесницкого, на руках подняли его вверх. И он сказал самую короткую за всю свою жизнь, но самую взволнованную и радостную речь:
— Товарищи, началось великое Наступление! Вот он, праздник на нашей улице, о котором говорил товарищ Сталин…
ЧАСТЬ III
Зима Сталинграда была периодом мощного роста партизанских сил, их победного наступления.
Бригада «Днепр» очистила от противника большой район, и ее отряды всю зиму размещались в деревнях.
Некоторое время штаб бригады находился в Ореховке, и Маевские жили в родной деревне, в Любиной хате. А напротив, в просторном доме Лубянов, находился госпиталь, я хозяевами там были Алена и Ленка Лубян!. Только Женька ни разу не ночевал дома — он все время был на заданиях.
В партизанский район аккуратно прилетали самолеты с Большой земли. Частыми гостями- в отрядах стали представители партии и комсомола, журналисты и кинооператоры. В январе в Москву вылетел Андрей Буйский. Обратно он не вернулся, только с очередным самолетом прислал письма Насте и Лесницкому. Насте он писал, чтоб не волновалась и верила в то, что он вернется, а комиссара бригады просил не оставлять жену, помочь ей (в то время уже все знали, что она беременна). В феврале вызвали в Москву и Лесницкого, но он вскоре вернулся. Вместе с ним прилетел представитель Центрального штаба и привез партизанам награды — ордена и медали. Вручение наград проходило торжественно, во многих отрядах — в присутствии населения.
Ореховцам награды вручали) в родной деревне. Женька Лубян, Алена и Николай Маевский были Награждены орденом Ленина, Люба и Настя — Красного Знамени, а Татьяна и Карп — Отечественной войны.
Пока полковник называл имена других награжденных, Татьяна радостно смеялась и аплодировала вместе со всеми. Чувство огромного счастья наполнило ее, когда орден вручили Женьке. Вот он какой, ее любимый! Получил одинаковый орден с комиссаром и командиром бригады! Татьяна не сводила с него глаз. Ей так хотелось хотя бы взглядом поздравить его! Но он стоил далеко, вторым с — правого фланга, и не смотрел в ее сторону. Его невнимание немного рассердило девушку. «Вот уставился, как баран на новые ворота. Головы не может повернуть, столб этакий. Погоди вот, я поговорю с тобой…».
А как красиво и торжественно было вокруг! Ярко светило мартовское солнце. С крыш падали крупные капли, срывались и со звоном разбивающегося стекла рассыпались намерзшие за ночь сосульки. Горели на солнце красные ленты на шапках партизан. И все вокруг счастливо смеялись и аплодировали.
…Когда полковник назвал ее имя, Татьяна от неожиданности растерялась и забыла, что нужно делать.
Тетка Степанида легко толкнула ее в спину.
— Скорей же ты… Ждут тебя.
Она подошла и молча взяла орден, не переставая думать: «А мне за что? Что я сделала?»
Ее поздравляли. Женщины обнимали и целовали. Подбежала возбужденная, раскрасневшаяся Люба, обняла ее и, заглянув в лицо, рассмеялась:
— Что это ты нос повесила? А? А я знаю. Сказать? — в глазах ее горели! лукавые огоньки.
Татьяна знала, что Люба способна сказать такое, от чего может стать еще более неловко, поэтому отвернулась, незаметно выбралась из толпы и пошла домой.
Успокоил ее Женька. Он заметил, что она раньше времени ушла с площади, где после вручения орденов начались танцы и игры, и пошел за ней. Она рассказала о мучивших ее сомнениях, Женька ласково улыбнулся в ответ и притянул ее к себе.
— Чудная ты, Танюша. Я прямо не понимаю тебя. Какая-то ты неспокойная. Как же это зря? Кто не заслужил, того не наградят, будь уверена. А мы с тобой заслужили, Танюша. Мы с гордостью должны носить наши ордена. Это знак того, что мы честно служили родине. Но не забывай, что мы и в будущем должны быть достойны их… А дел у нас еще много, — сказал он, вздохнув. — Воевать нам еще долго. Павел Степанович, когда прилетел из Москвы, говорил, что это, в сущности, еще только начало.
Татьяна прижалась к нему, прошептала:
— Только ты береги себя, Женек. А то ты такой…
Он сжал ее плечи. Вот так когда-то каждый раз говорила мать, провожая его в лес. Он вспомнил ее и долго молчал. Потом нарочито шутливо сказал:
— Меня, Таня, ни одна пуля не возьмет. Я заколдован.
За окном послышались шаги. Пришел отец. Женька встал, чтобы выйти, но Карп задержал его.
— Куда, Евгений Сергеевич? Сегодня я буду тобой командовать, — и, взяв хлопца за руку, Карп усадил его на скамейку.
Старик был радостно взволнован и счастлив. Раздевшись, он с нежностью погладил орден, расправил усы… Казалось, он помолодел на много лет.
Татьяна с улыбкой сказала ему об этом.
— А что ты думаешь, дочка! И помолодел! Да как не помолодеть, глядя на вас? Эх, дети! — в глазах его блеснули слезы счастья. — Как не помолодеть! Вчера приняли в партию, а сегодня орден дали. Вот они, Маевские! Вся семья — коммунисты, орденоносцы! Дожить бы только веем до конца…
— Доживем, дядька Карп.
— И я говорю: доживем, сынок. И счастье свое построим наново. Будут у нас и сады, и пчелы, и все, что хочешь…
Карп сел радом с Женькой, и они разговорились. Разговаривали серьезно, степенно, как настоящие хозяева и близкие люди. Начали со Сталинграда — в те дни каждая беседа начиналась с этого. Обсудили положение на фронтах, потом — свои партизанские дела, события последнего дня.
Татьяна слушала с радостным волнением и ни одним словом не прорывала их.
Ей было приятно смотреть, как они сидят рядом, отец и ее будущий муж (она уже не стеснялась мысленно так называть Женьку).
Но вскоре отец заторопился:
— Заговорились, а скоро гости придут. Где это Люба? Любу сейчас со свечей не найдешь. Просил прийти, а она хоть бы что… Нужно же готовиться. Сходите-ка вы, принесите столы от соседей.
Но когда они направились к дверям, Карп остановил их, подошел и ваял за руки.
— А может, дети, заодно и свадьба ваша, а? Нехай бы радость за радостью…
Татьяна вспыхнула, опустила глаза.
— Что вы, тата…
— А ты не стесняйся, не маленькая.
— Нет, дядька Карп. Мы условились — после победы, — просто и серьезно ответил Женька. — Только после победы.
— Разумное решение, — согласился Карп и, почувствовав неловкость перед ними, быстро отошел к столу.
— Ну, идите, идите…
Выйдя во двор, они посмотрели друг на друга и засмеялись, наполненные радостным, светлым чувством, вызванным предложением отца.
Готовясь к летнему наступлению в районе Курска и Орла, немцы решили любыми средствами укрепить свой тыл, обеспечить коммуникации. Особенное значение имели для них железнодорожные пути Белоруссии и северной Украины — кратчайший путь из Германии к месту готовящегося наступления. Поэтому весной гитлеровское верховное командование выработало план больших карательных экспедиций. Ставилась цель — полностью задушить партизанское движение. На помощь тыловым охранным частям были брошены лучшие кадровые дивизии с танками и авиацией, под командой опытных генералов.
Карательную экспедицию в Приднепровье возглавлял генерал-майор фон-Адлер. У него был большой военный опыт, и среди генералитета он считался лучшим стратегом и тактиком борьбы с партизанами. Было известно, что он дважды командовал карательными экспедициями против украинских партизан в восемнадцатом году, хотя об этих походах сам генерал вспоминал не очень охотно. Он воевал в Испании, в Бильбао, где война в горах тоже напоминала партизанскую войну.