В это же время, в каких-нибудь двух километрах к югу от того места, где сидели Лесницкий и Приборный, по прибрежным зарослям полз человек в форме немецкого солдата. Около самого берега он спрятал комплект офицерской одежды и пополз обратно. Через несколько минут он уже быстро шел по дороге на север. Когда его останавливали часовые, он сразу же называл им пароль, а подойдя ближе, ругался и говорил на чистом немецком языке:
— Линия где-то порвалась, черт ее побери! Ищи теперь в темноте, — и, закурив с часовым, шел дальше.
Так он быстро обошел то место, где были окружены партизаны, и стал подходить к Днепру с другой стороны. Но тут он сошел с дороги и снова очень осторожно пополз! через кусты. Время от времени он останавливался и прислушивался. Часто и громко стучало сердце, толчки крови с болью отзывались в висках. Человек злился на собственное сердце. Никогда еще оно не мешало ему так, как в этот раз. Ценой очень больших усилий он добрался до реки. Тут он осторожно разделся, накрутил одежду на тяжелый телефонный аппарат и, войдя по грудь в воду, опустил ее на дно реки, а сам тихо поплыл. И тогда его сердце перестало биться так испуганно. На середине широкой реки, над многометровой глубиной, над черными омутами он почувствовал себя как в родном доме. Плывя по ночной реке, он отдыхал и думал спокойно и сосредоточенно. Как, вероятно, и всякий опытный разведчик, он начал вспоминать и детально анализировать сделанное — нет ли где случайно ошибки? Вспоминал все каждого человека, каждый разговор.
Генерал встретил его улыбкой.
— Снова не удалось вам отдохнуть. Не везет.
— Точнее говоря — везет, — поправил он.
— Да, верно, — согласился генерал. — Однако к делу. Есть Очень ответственное и, не скрою, сложное задание. Немцы организовали большую операцию против приднепровских партизан. Необходимо проникнуть в штаб командующего экспедицией и помочь партизанам разгромить карателей. Такова общая задача.
Генерал замолчал, и Андрей быстро опросил:
— Детали?
— Торопитесь, молодой человек. В нашем деле это не годится, помните. Не думайте, что мы вас сбросим — и все. Кое-что подготовлено. Первое. Дней семь тому назад минские партизаны поймали в городе пьяного немецкого офицера. Немец оказался кинооператором, агентом Геббельса. Командирован в ставку верховного комиссара, но побывать там не успел, в комендатуре тоже не отметился. Используем его.
Генерал порылся в ящике, достал документы.
— Вот его документы. Уже со всеми необходимыми отметками. А вот бумага, в которой говорится, что отдел информации ставки командирует кинооператора Адольфа Рэхнера в штаб командующего экспедицией генерал-майора фон-Адлера. Будете снимать. До ночи позанимайтесь с опытным кинооператором. Он расскажет вам устройство аппарата.
— Я знаю.
— Не вредно повторить, тем более, что ваш аппарат будет иметь немного другое устройство.
Он пошл. Генерал улыбнулся.
— Но главное — разведка и» только разведка. Связь с бригадой Крушины и с бригадой Приборного, с вашими старыми знакомыми. Через них — с нами. Других явок нет. В этом — сложность.
Потом у других людей он выяснил все подробности. Разговоров с ними он в точности сейчас не помнил, они были долгими и по-дружески простыми, но суть их и содержание помнил хорошо. И сначала все шло так, как было разработано им вместе с генералом и его помощниками. Да, так шло до тех пор, пока он не выполнил первую часть операции — не проник в немецкий штаб. Тут весь план был поломан. Он узнал, что одна из бригад, с которыми он должен был установить связь, а именно бригада Приборного, окружена карателями. У разведчика дрогнуло сердце. «Живы ли они там: Настя, Павел Степанович, Петька?.. Только бы были живы…»
Спасти бригаду — вот что стало для него теперь главным. Но не наделать бы ошибок — уж слишком он волнуется. Для разведчика — это страшнейшая опасность…
Андрей Буйский перевернулся на спину и, тихо подгребая под себя воду, начал обдумывать детали своей задачи, которая не была предусмотрена раньше. Сложная задача…
Не кончили еще Лесницкий и Приборный подбирать людей в группу Майбороды, как посыльный из отряда Евгения Лубяна попросил их срочно пойти на берег. Он таинственно сообщил:
— Кто-то приплыл. Под корнями старой вывороченной сосны ждет…
Не дойдя до берега, Лесницкий, который шел первым, встретился лицом к лицу с голым человеком.
— Павел Степанович!
— Андрей?
Они крепко обнялись. Голое мокрое тело Андрей Буйского пахло рекой.
Подскочил Приборный.
— Подожди, кто такой? Андрей, Андрюша? Снится мне, что ли? Откуда ты свалился? Да дай ты мне, комиссар, обнять его. Вот же какой жадный человек!
— Дайте, товарищи, надеть что-нибудь. Замерзаю.
Приборный снял свою шинель и накинул на Андрея.
— На, на… И скорей рассказывай… Откуда? Как? Какой бог послал тебя к нам?
Андрей оглянулся.
— Лишнего никого нет?
— Нет, нет. Место надежное. Смело говори, — Приборный весь дрожал от ‘напряженного ожидания.
Они сели на мокрые вешки.
— Подождите, все расскажу. Скажите только, — он сделал короткую паузу, словно задохнулся, и стиснул руку командира, — Настя… жива?
— Жива, Андрюша, жива.
— Как бы позвать ее сюда?
— Евгений Сергеевич, сходи к раненым. Она где-то там, с детьми… Скажи, что я зову, — сказал Лесницкий.
Женька молча поднялся и нырнул в темноту. По шагам было слышно, что он побежал.
За рекой поднялись вверх и рассыпались ракеты, ко их свет не достиг этого берега. Когда ракеты потухли, низко над рекой повисли цветные нитки трассирующих пуль. Пули влились в обрыв. Донесся глухой треск пулемета.
— Путают, — заметил Лесницкий.
— Боятся, как бы вы вдруг не исчезли посреди ночи. Фон-Адлер держится за вас, как черт за душу. Разгром вашей бригады — его слава, его успех, новый крест и, возможно, наконец-то повышение в звании. Он сам все время тут находится. Его командный пункт в Богунах, в школе. Он уверен, что вас тут не меньше пяти тысяч. Первые дни атак стоили ему восьмисот человек только убитыми… Однако по порядку, — и он шепотом рассказал все, что они должны были знать. — И вот я уже три дня снимаю фон-Адлера. Генерал, между прочим, большой любитель съемок, очень хочет попасть на экран. Это облегчает мою задачу. Я счастлив, друзья, что мне удалось связаться с вами. Чудесно. Давайте мне Москву…
Приборный и Лесницкий одновременно вздохнули:
— У нас разбита рация.
— У-у, черт! Неудача за неудачей! — Андрей задумался, потом тихо сказал: — Что ж, я и это имел в виду. Будем думать сами, если нельзя опросить совета. Решим сами.
— Теперь мы решим быстро! — весело воскликнул Приборный.
— Тише. Ты готов уже кричать, горячая ты голова, — упрекнул его Лесницкий.
— Да, нужно быть крайне осторожными, товарищи. Их разведка не дремлет, не забывайте об этом. Но ближе к делу… Коротко о вашем положении. Бригада Крушины, которая шла к вам на выручку, задержана при переходе через железную дорогу и ведет там тяжелые бои… Обрадованный успехом Адлер назначил на послезавтра решительное наступление. Как вы думаете, выдержите?
— Если он назначил наступление на послезавтра, нам не придется его «выдерживать»: наступления не будет, Мы опасались одного, как бы о» но не началось завтра утром, — и Лесницкий рассказал Андрею о только что выработанном плане.
Андрей молча слушал и, когда Лесницкий кончил, сказал-
— Что ж, план реальный. Я уверен, что вы его успешно выполните. Но я сюда шел, чтобы предложить вам другой план, мне кажется, более смелый и активный. Я хотел еще раз согласовать его с Москвой, но раз это невозможно, давайте обсудим сами… Дело вот в чем… Завтра вечером, или, правильней, уже сегодня, в двадцать два ноль-ноль, фон-Адлер созывает совещание старших офицеров. Говорят, у него есть нерушимое правило: перед каждой серьезной операцией — совещание и в конце его — «семейный ужин». Я, конечно, буду снимать все это. И я «сниму» их…