— Но ведь можно уйти к другому, у которого хороший порядок...
— Ну нет, дудки! Беглых соседи задержат и, отодрав, приведут обратно.
— А если к врагу убежать?
— Вражда между людьми благородными крестьян не касается... Расчет простой: ты услужил мне сегодня, а я тебе завтра!
— Как же узнают, чей я крестьянин? Я не скажусь.
— А железный ошейник куда ты денешь? На нем герб твоего хозяина.
Мавро невольно схватился за шею.
— Ошейник? Помилуй, рыцарь?
— Да, да, ошейник. У нас, как исполнилось парню десять лет, сеньорский кузнец выковывает ему по размеру ошейник.
Мавро подался назад, будто его тотчас намеревались схватить и заковать в ярмо.
— А я пойду к другому кузнецу и попрошу сбить. Неужто у вас там нет кузнецов совестливых?
— Совестливых! — Рыцарь довольно рассмеялся.— Кузнецов у нас много, да только ни один из них с крестьянской шеи ярма не собьет, потому что, если крестьянина поймают без ошейника, повесят, а кузнеца, который ошейник сбил, на кол посадят!
Глаза у Мавро остекленели.
— Так, значит, правду говорят крестьяне из деревни Дёнмез, те, что из Инегёля сбежали на землю Эртогрул-Бея.
— Это деревня так называется — Дёнмез? Невозвратная, значит?
— Да.
— Ну что ж, поглядим, возвратятся они или нет. А что они говорят?
— Встретил я одного в камышах. Спросил — отчего перебрались сюда? — Мавро помедлил.— Не поверил ему! Говорит, по-вашему, мол, обычаю право первой брачной ночи тоже за властелином. Врет ведь, мой рыцарь. Не может такого быть?
— Ничего не врет! Повеление господа. Сказано: душа и тело крестьянина принадлежат сеньору. А что это значит? Захочет — возьмет девственность натурой, захочет — примет выкуп.
— О господи! Неужто правда, мой рыцарь? Ладно, положим, повеление господа. Но почему тогда поп Маркос — он привел этих крестьян сюда,— почему он говорит: «Не бывать такому бесстыдству!»
— От безбожия своего говорит.
— Кому же лучше знать повеление господа — пьянице властителю Николасу или деревенскому попу с бородой до пупа?
— Если бы ваши попы ведали истину, разве пошли бы они против нашего папы римского?!
Заметив на лице юноши смятение, Нотиус насупил брови.
— Однако нас это мало касается, глупый Мавро. Мы, слава господу, не из тех, кто должен приносить в жертву целомудрие своих невест. Мы из тех, кто берет его. Впрочем, Мавро, когда станешь рыцарем и утвердишься в одной из крепостей, можешь, конечно, если захочешь, пожаловать право первой брачной ночи своим крестьянам... Смеешься, сукин сын! Знаешь, что теперь ты уже не крестьянин. Погляжу-ка я на тебя, когда ты сам закричишь: «Повеление господа! От права своего не откажусь!» Тогда и поговорим...
Мавро опустил взгляд в землю, точно устыдился своей невольной улыбки.
— Такому у нас не бывать, мой рыцарь! Нипочем не бывать. Напрасно старается пьянчуга властитель Николас. Ничего у него не выйдет... На границах с императором посажены разные тюрки — команы, печенеги, булгары, гагаузы. Они на это никогда не пойдут... Думаю, и наши греки — тоже. Не говоря уж о поганых мусульманах. У идолопоклонников монголов и то такого паскудства нет! Мы и помыслить себе не можем, что там у вас творится. А властителю Николасу скорей всего вино в голову ударило, повредился в уме...
«Немного — радость, а много — гадость»,— говорил про это зелье отец мой покойный. Здесь у нас кто умом тронулся, недолго душу в теле проносит. Это одно, мой рыцарь. А потом, ведь у нас, как крестьянина припрет, глядишь, и в мусульмане подался. Много ли надо, чтобы повторить: «Нет бога, кроме аллаха, и Мухаммед — пророк его!..»
— Положим. А что делают с вероотступниками, если поймают?
— Да ведь не поймают. Разве отдаст Эртогрул-бей? Если он христиан, что к нему пришли, не отдает, а уж когда они мусульманами станут — подавно.
Рыцарь, положив руку на чашу с вином, смотрел на парня помутневшим взором и усмехался. И усмешка его была пострашнее его мрачной спеси.
— А как живется на Эртогруловых землях?
— Туговато нынче, мой рыцарь... И день от дня все хуже.
— Отчего? Слыхал я, что земли в уделе Битинья плодородны... Леса не вырубишь, луга конями не вытопчешь, виноградники, бахчи... Шелк идет на продажу тюками. Вдоволь пшеницы и ячменя!
— Кто это вам сказал? — полюбопытствовал Мавро.— Видно, наткнулись на человека несведущего.
— Властитель Инегёля сеньор Ая Николас сказал.
— Ай-ай! Кто-кто, а Николас знает правду. Не пойму, зачем обманул вас.
— Солгал разве?