— С ума сошел, что ли? Нельзя...
— Можно! Тебе отдаю! Ни шагу больше не смогу его пронести... Все равно бросил бы.— Он понизил голос: — А не бросил бы, волей-неволей пришлось бы глупцу туркмену отдать.— Рыцарю стало весело, будто он подстроил кому-то ловушку.— Вряд ли я выйду из проклятого болота...
— Да что ты!.. Будь спокоен! Я не оставлю тебя!..
— Спасибо! Разве я не знаю? Но если выйду, все равно пояс твой, Уранха! Жаль, если попадет к мусульманину! Ну, бери, прошу тебя! Мы ведь — братья?.. Что мое — то твое!
— Да ты с ума сошел! Мы спасемся! А надо будет... Рана у тебя легкая.— По голосу слышно было, сердце сотника дрогнуло.— Стисни зубы, скоро конец!
Перване взмолился.
— Помилуй, Уранха! Замолчи!
— Чего тебе надо, поганец! — Уранха вытянулся, будто стал в два раза выше.
Перване в страхе попятился. Пробормотал:
— Идут за нами, Уранха! На этот раз не ошибся. Кто-то в болоте...
— Молчи, трус! Ну и что? Мы тоже в болоте!
Он взял рыцаря за руку.
— Пошли, мой рыцарь! Господь Иисус Христос свидетель: сам умру, но тебя вытащу... Надо будет, на плечах своих вынесу из болота.
— Спасибо, брат мой! Сначала от этой...— Он хотел сказать «дряни». Но понял: слово не то.— От этого пояса избавь меня... Шага с ним не сделаю.— Схватив сотника за руку: — Спаси же меня!..
Уранха на мгновение застыл. Подошел, развязал пояс. Странное у него было чувство: не возьми он пояс, рано или поздно пролил бы за него кровь, а возьми сейчас, пропадет к нему всякий интерес. Держал его в руках, не зная, куда деть, словно не было для него другого места, кроме голого тела рыцаря. Потом быстро, будто его заставили совершить постыдный поступок, перекинул пояс через плечо. Оба сразу успокоились и даже улыбнулись. Неужели именно это должно было произойти, чтобы они могли действительно полюбить друг друга?!
— Спасибо, Уранха! Хочешь верь — хочешь нет, но стал я легким как пух!
— Ну, теперь пошли! Держись за руку. Скажи, когда устанешь! — Он обернулся к Перване. И впервые с тех пор, как они познакомились, приказал:
— А ну-ка, возьми, туркмен!
И бросил ему пояс.
Перване не ждал, уронил в грязь.
— Заснул, скотина! Там полно золота! Не думай, не подарок! Выйдем из этого божьего болота — обратно возьмем!
Перване взвесил пояс в руке. Понял, что набит он деньгами, точно колбаса фаршем. Подивился, как это всемогущий аллах, обделивший френков умом, позволил им набить золотом пояс.
Прошел час с тех пор, как пояс с золотом очутился у Перване.
— Подождите, благородные господа! Я пойду погляжу тропу! — сказал он.
Уранха нарубил саблей тростника, усадил на него рыцаря. Нотиус уже не скрывал своей слабости. Охал и стонал, чтобы разжалобить друга.
Луна повисла над горизонтом. На посветлевшем небе еще сверкали большие и малые звезды.
Рыцарь почти поверил, что опасность уже позади. Если не шевелить плечом, рана не болела. Не стучи он зубами от холода да не напугай его Перване преследователями, запел бы он старую рыцарскую песню.
Уранха тяжелой саблей, как косой, рубил тростник, еще хранивший остатки солнечного тепла. Схватив в охапку, принес, накрыл голую спину друга.
— Ох, Уранха, брат мой! Да не знают руки твои беды! Живи долго!
— Потерпи! Как только ступим на твердую землю, я знаю, что делать. Есть средство...
— Вино... И раны лечит вино, пробовал я. Быстро заживает от вина, а если бы еще и шашлык...
— Где застрял этот дурак туркмен?
— Вино. Да поспать бы еще с полдня без просыпу...
— Ну и скажешь, рыцарь! Вино, шашлык, молодая баба... Так и бедняга Чудар говорил...— Он умолк, прислушался. Ветер стих. Камыши не шелохнутся.— Куда к черту провалилась эта скотина?
— Небось сбежал вместе с твоим поясом! — Голос у рыцаря повеселел.
— Не посмеет! Знает, попадется мне в руки...
— Шкуру с него живьем спустишь. А мясо на жаркое собакам. Так?
Они подождали еще немного. Уранха приставил руки ко рту и, поворачиваясь во все стороны, окликнул Перване еще раз. Не получив ответа, понял: удрал туркмен.
Для воина оскорбительно быть так глупо ограбленным. Они выругали Перване, его жен и предков до седьмого колена... Рыцаря разобрал смех.
— Нашел лавку в болоте, побежал за товаром!
Уранха принялся перечислять пытки, которым подвергнет туркмена. Выдумал между делом несколько новых ругательств.
Они поднялись. Болото еще было топким, но земля под ногами становилась все тверже.