Вау.
Куинн говорит, что собирается сохранить ее и повесить в своей комнате в общежитии после вечеринки.
Я приготовила соус с сыром и сальсой и чипсы, но никто не голоден. Они хотят пить. Куинн принесла одиннадцать литров фруктового пунша и три бутылки водки. Мы смешиваем напитки прямо в красных пластиковых стаканчиках. От моего у меня болит живот, с водкой всегда так, но я потягиваю его, стоя в сторонке и наблюдая, как танцуют остальные.
Я не хочу слишком много пить. Боюсь, что сделаю какую-нибудь глупость, например, появлюсь у двери Уэста и накричу на него.
Например, скажу ему, что, хотя я знаю, что у него нет времени на вечеринки, и он хочет отказаться от этой затеи. Я бы хотела, чтобы он был со мной сегодня вечером.
Чтобы я могла его ударить.
А потом, наверное, поцеловать.
Я бы с удовольствием выпила шесть шотов подряд, но это было бы глупо. И вот я здесь, медленно и осторожно потягиваю свой одинокий стаканчик пунша, как хорошая маленькая девочка, и когда Куинн пытается уговорить меня присоединиться к ней в танце, я просто улыбаюсь и говорю:
— Нет, спасибо, я просто постою и посмотрю.
Я буду смотреть, как Бриджит и Кришна смеются вместе в другом конце комнаты, мои друзья, которым официально не положено быть здесь, за исключением того, что они помогли нам с Куинн все устроить, и на самом деле это никого не волнует. Буду смотреть, как Куинн колышется, притворяясь медузой, потому что это ее назначенная тема танца. Буду следить за дверью, даже если он не придет. Я буду стоять здесь и смотреть, как моя жизнь проходит мимо меня, потому что я хорошая дочь, организатор вечеринок, трусливая трусиха, которая следует правилам. И судя по тому, как идут дела, это все, чем я когда-либо буду.
Мы покидаем разгромленную гостиную, надеваем куртки и шапки, наматываем шарфы и, спотыкаясь, выходим в пасмурную ночь. Температура выше нуля, снег густой и слякотный. Мы тащимся к полю для регби вдоль железнодорожных путей к месту за «Миннехан», которое мы с Куинн старательно расчистили ранее. Двенадцать метров свободной от снега дорожки, сверкающей параллельными линиями.
Вокруг уже толпятся люди, в основном друзья игроков, подружки, бойфренды. Когда мы достаем бутылки из рюкзаков и одноразовые стаканчики, чтобы выстроить их вдоль путей, толпа растет. У меня есть матерчатый конверт, полный денег. Я должна быть на контроле налички, но, когда Куинн опускается на колени рядом с рельсами и говорит:
— Давайте, девочки. Постройте их!
Я больше не хочу этого делать. Не хочу только наблюдать.
Я нахожу в толпе голову Кришны и подзываю его к себе.
— Ты отвечаешь за наличку, — говорю я, вкладывая ему в руку конверт.
— Только если ты сделаешь это бесплатно.
— Ладно. Ты можешь быть моим первым. — Я ловлю взгляд Куинн. — Я хочу участвовать в этом деле.
— Мило! У нас есть еще одна вагина-а-а!
Мысль о том, что я девственница по части «минетов», явно смешна, но здесь надо мной никто не насмехается.
Она освобождает место рядом с собой, достает мне рюмку и ставит передо мной.
— Хорошо! — кричит она, и толпа начинает собираться вокруг нас. — Вы все знаете, как это работает! За десять баксов вы получаете два «минета» — один для себя, другой для потрясающей, надирающей задницу регбистки. Вы платите девушке, она позволяет засунуть десятку ей под рубашку, и все это очень извращенно. Мы все начинаем по свистку. Напиток стоит на рельсах, и вы должны выпить его без помощи рук за одну попытку. Если вы подавитесь или выплюнете, как неудачник, идите в конец очереди. Если ваша регбистка подавится или выплюнет, вы можете получить свои деньги обратно. Если вы оба глотаете, как большие детки, вы можете заплатить еще десять и пойти снова, если хотите. Вы все знаете Кришну?
Глаза обращены к Кришне. Головы кивают.
— Правильно. Все знают Кришну. Если вам нужен еще шанс, поговорите с Кришем. А еще я назначаю его засранцем-рефери. Предполагается, что это весело, собирать деньги на регби. И да, шоты называются «минетом». Да, это всегда так неприлично. Но если вы переступите черту от веселья и игр к облапыванию, обзывательствам или любой другой форме мелкого придурка, Криш даст вам пинка, и дюжина взбешенных регбисток поддержит его. Это безопасное место. Для каждой из них. Поняли?
Снова кивки и одобрительные возгласы. Толпа счастлива, мы счастливы. Мы не единственные, кто устроил предварительную вечеринку.
— Хорошо! Давайте сделаем это! Где мой свисток?
Каким-то образом у Бриджит есть свисток. Первый ряд платит свои деньги и опускается на колени.
— Руки за спину! — кричит Бриджит.
Я засовываю пальцы в задние карманы, чтобы не поддаться искушению.
Кришна подмигивает мне.
— Высосите их без остатка, девочки! — наставляет Бриджит и дует в свисток.
Я опускаю голову. Мне неудобно опускать ее на уровень рельсов, и мне приходится широко раскрыть челюсть, чтобы обхватить ртом рюмку. Достаточно широко, чтобы вызвать боль. Когда я сажусь, что-то мелькает в моем периферийном зрении, камера, или фонарик, или просто мерцающий свет.
Я вижу себя со стороны. Голова запрокинута назад. Глаза закрыты.
Шот скользит мне в горло — Бейлис, Калуа, взбитые сливки. Жгучий и холодный одновременно, чужой и тревожный. Я подавляю рвотный рефлекс. Мои глаза наполняются слезами. Невозможно не вспомнить руки в моих волосах, тянущие слишком сильно. Член Нейта, засунутый мне в горло глубже, чем я хотела бы, и то же самое ощущение прямо на грани рвотного позыва.
Это не смешно. Совсем не смешно.
Но когда я сглатываю и поднимаю голову, никто не держит меня. Справа от меня Куинн. Слева Бриджит со свистком, улыбается. Кришна напротив меня со взбитыми сливками на груди своего черного пиджака, хрипящий от смеха.
— Это чертовски мерзко, — говорит он.
— Ты проиграл! — насмехается Куинн. — В конец очереди.
Это самое странное, потому что я не пьяна, не травмирована и не сумасшедшая.
Я не тупая киска, не шлюха, не фригидна, не разочарование.
Я всего лишь девушка, которая выпила шот с железнодорожных путей, давая пять своим друзьям, наслаждаясь теплом, распространяющимся по горлу и животу.
Это глупо. Но со мной все в порядке. На самом деле я даже счастлива.
Следующая пара шотов — это парни, которых я не знаю. Я глотаю второй, но давлюсь третьим, и этот парень отмахивается от денег, когда я пытаюсь их вернуть. Я позволяю ему купить еще один раунд, хотя он и не должен этого делать. Он давится и размазывает беловато-желтую жидкость по всему подбородку, что достаточно отвратительно, чтобы мы оба расхохотались.
— Я Аарон, — говорит он, протягивая мне руку.
Я пожимаю ее. Она липкая.
— Кэролайн.
Он улыбается.
— Знаю.
Я решаю, что он имеет в виду именно то, что сказал. Он просто знает мое имя. Без намека на что-либо похуже.
— Может быть, увидимся на вечеринке позже, — говорит он мне, когда встает.
Может быть, так и будет.
После него бедра, которые опускаются передо мной, принадлежат Скотту.
Скотт, которого я встретила на игре в регби.
— Привет, — говорит он.
— Привет.
— Рад видеть тебя здесь.
Я смеюсь над этим. На самом деле я даже фыркаю. У меня было... ох-ох. Несколько напитков. Пять. Или шесть? Они не очень большие. Куинн научила нас готовить их с большим количеством взбитых сливок и не так много опьяняющего вещества, потому что несколько лет назад одна из регбисток попала в больницу с алкогольным отравлением. Мы должны время от времени сменяться, но я все еще в порядке. Более чем в порядке.
— Ты думал, что не увидишь меня?
— Эм … — его глаза скользят к моим. — На этот вопрос есть правильный ответ?
— Платите, люди! — кричит Бриджит. Скотт протягивает руку, из пальцев торчит десятидолларовая купюра.
— И куда же мне это положить?
У меня из кармана торчат деньги, а двадцатка, прилепленная к шее, тычется мне в ухо. Я смотрю в небо, изображая раздражение.
— Куда хочешь, большой мальчик.
Мы оба смеемся.
Он кладет ее мне в карман.
Он тоже сегодня пьет?
Интересно, почему он здесь?
А если он пришел, думая, что увидит меня? Если он с нетерпением ждал этого?
Один из игроков ставит передо мной шот, а другой перед Скоттом.
Бриджит дует в свисток.
— ПЕЙТЕ!
Я широко раскрываю челюсть. Опускаю голову, засасываю мой шот, опрокидываю его назад. Мои глаза больше не щиплет. Мои губы липкие и сладкие, руки холодные от долгого пребывания за спиной без движения. Скотт тоже опрокидывает свой и достает из бумажника еще десятку.
— Я могу сделать это снова? — спрашивает он.
— Можешь.
— О, это большая честь для меня.
Я лучезарно улыбаюсь ему.
— Это определенно привилегия. И это ради благого дела.
На этот раз он прячет деньги в мою куртку. Она застегнута на молнию до моего шарфа, так что, когда он обхватывает пальцами воротник, всего на секунду, он касается совершенно невинного кусочка ключицы примерно в двенадцати сантиметрах к северу от моей груди. Да и то через пару слоев одежды.