Если он продолжит наклоняться ближе, я ущипну его.
Он наклоняется ближе.
Я ущипну его.
Хорошо, я пытаюсь. Но моя рука оказывается рядом с его рукой и вожделение засасывает меня внутрь, и тогда я просто нащупываю его рукав.
Его бицепс такой же твердый, как кажется. Я убираю руку, прежде чем она успевает заявить о своей преданности врагу.
— Мне показалось, что ты хотела, чтобы я тебя поцеловал, — говорит Уэст.
Я скрещиваю руки и рассматриваю книги на полке за его плечом, аккуратный ряд толстых синих корешков с надписью ПМЛА.
— Это не имеет значения, — говорю я ему. — Я не могу себе этого позволить. Если люди подумают, что мы вместе или что то, что произошло между тобой и Нейтом, было связано со мной, они будут продолжать говорить об этом и вся эта неразбериха будет продолжаться и продолжаться. Это не то, чего я хочу. Я хочу, чтобы это прошло.
— Ты хочешь, чтобы это прошло.
Сомнение в его голосе снова разжигает мой гнев. Я ненавижу, что некоторые люди думают, что я сама опубликовала эти фотографии, просто ради внимания. Я ненавижу, что он может так думать.
— Да, — это слово прозвучало немного громче, чем я хотела, поэтому я произнесла его снова. — Да.
— Рич Даймс назвал тебя шлюхой три минуты назад, а ты ничего ему не сказала. Ты сказала, что все в порядке.
— Что ты хочешь, чтобы я сделала, догнала его и ударила в челюсть?
— Может быть, — говорит он. — По крайней мере, наори на него.
— И что это даст?
— Неужели все, что ты делаешь, должно быть направлено на достижение чего-то?
По крайней мере, вопрос, на который я могу легко ответить.
— Да.
— Так чего ты пытаешься достичь сейчас?
— Я пытаюсь убрать свои фотографии из интернета и стараюсь держаться в тени, чтобы люди забыли, что это вообще произошло.
Он смеется надо мной.
Моя рука поднимается так быстро, что я даже не понимаю, что собираюсь ударить его, пока он не ловит мое запястье.
— Милая...
— Не называй меня милой.
Я борюсь с его хваткой, так злясь, что он поймал меня и не отпускает. И поймал меня легко. Я никогда раньше не пыталась дать кому-то пощечину. Я задыхаюсь и слишком эмоциональна, балансирую на грани слез.
— Отпусти меня.
— Ты собираешься ударить меня?
— Может быть.
— Тогда нет.
Я вырываю запястье, затем пытаюсь ударить его в грудь. Он перехватывает мое второе запястье.
— Это бесполезно, — говорит он. — Пытаться добраться до меня. Так же безнадежно, как идея, что ты можешь стереть что-то из интернета или заставить людей забыть, как ты выглядишь обнаженной. Совершенно безнадежно.
Когда его слова доходят до меня, я перестаю бороться, и он отпускает меня. Я бросаю на него самый ледяной взгляд, на который только способна.
— Спасибо за ободряющую речь, но ты последний человек в этом кампусе, к которому я бы обратилась за советом.
Что-то в его глазах замирает.
— О? Почему это?
Потому что ты наркоторговец.
Потому что ты из тех, кто бьет людей, когда они тебя бесят.
Потому что от тебя одни неприятности.
Я не могу сказать ему ничего из этого. Я не могу представить себя ангелом. Я сосу член в интернете.
— Потому что я была с Нейтом. А ты...
Когда я прервалась, он приподнял одну бровь со шрамом.
— Я?
— Не Нейт.
На этот раз его смех горький.
— Нет, — говорит он. — Я не Нейт.
Я хочу извиниться, но не знаю, как или даже что сказать.
Уэст не ждет, когда я что-то скажу. Он берет свою тележку, проверяет корешок следующей в очереди книги и начинает катиться по проходу прочь от меня.
— Мне жаль, — говорю я ему в спину. — Я не это имела в виду.
— Не беспокойся об этом, принцесса, — говорит он, не оборачиваясь. — Я никому не скажу ни слова.
— Хорошо, — я обхватываю руками свой живот. — Спасибо.
Он не отвечает мне. Думаю, мы закончили, и я чувствую облегчение. Вроде того.
Меня трясет, и я слаба. Кажется, что меня может стошнить.
Уэст останавливается, как раз на середине поворота от нашего ряда к следующему. Он наклоняется над тележкой, опирается предплечьями на книги и смотрит на них долгую, неловкую минуту, которая кажется годом.
Он поднимает голову и смотрит прямо на меня.
— Это был не лучший день для нашего разговора.
— Нет, — соглашаюсь я. — Наверное, нет.
Он выдохнул.
— Я не должен был его бить. Это был глупый поступок, и я все еще на взводе от него. Прости, что я.… — он машет на меня рукой. — Прости за все это.
Я не знаю, что сказать, поэтому киваю.
— Твой нос в порядке?
— Все в порядке.
— Больно?
— Немного. Но ничего страшного.
Он несколько раз сгибает и разгибает свою левую распухшую руку, глядя на нее сверху вниз.
— А что насчет твоей руки? — спрашиваю я.
— Заживет.
На этаже наступает тишина.
Интересно, есть ли здесь кто-нибудь наверху? Может быть, за углом сидит девушка и молча слушает все это.
Может быть, она такая же, как я. Испуганная и застрявшая, застывшая на месте.
— Знаешь, — говорит Уэст, — ты не сделала ничего плохого.
— Да. Так мне говорит Бриджит.
Но она говорит это только потому что так она должна была сказать. Я знаю, что она думает на самом деле. Это то же самое, что думаю я — что думают все.
Я сделала что-то не так. Я доверилась не тому человеку. Я совершила глупую ошибку. Я позволила Нейту воспользоваться мной, и обязана признать это.
Уэст качает головой, как будто слышит все эти мысли, но не верит.
— Ты сделала несколько сексуальных фотографий со своим парнем. Многие девушки так делают. Если бы какая-то девушка дала мне такие фотографии, я бы ни за что не выложил их в интернет, как бы я на нее ни был зол.
— Ты видел их?
— Все их видели.
Я закрываю глаза от жгучего давления в пазухах и за глазами.
Плач не входит в мое расписание.
— Он говорит, что не делал этого, — шепчу я.
— Это потому, что он придурок. Придурки врут.
— Мы можем не говорить об этом?
Он опускает голову, его взгляд снова падает на книги.
— Все, что я хотел сказать, это то, что я не думаю, что ты сможешь заставить это исчезнуть. Не так, как ты это делаешь.
У меня нет ответа. Мне слишком больно слышать его слова — мой худший страх — и второй раз за сегодня я чувствую, что это он причинил мне боль, хотя оба раза я сделала это сама.
Я снова и снова натыкаюсь на его локоть.
— Кэролайн.
То, как он произносит мое имя, заставляет меня поднять глаза.
— Знаешь, что? — спрашивает он.
— Что?
Он начинает катить свою тележку прочь. Повернув голову ко мне, он улыбается и говорит:
— За исключением этой щели между зубами, ты выглядела чертовски сексуально.
Он поворачивает за угол. Колеса скрипят, когда он въезжает в следующий проход.
Он — свинья.
Я не буду думать о том, что это значит, что я не испытываю к нему отвращения.
Или что я стою здесь, обхватив руками свой торс и улыбаюсь своим ногам.
Все слишком запущено, поэтому я просто не буду об этом думать.
Я не буду задаваться вопросом, прав ли он, а я не права — если все, что я сделала, чтобы попытаться спасти свое будущее, бессмысленно и на самом деле я должна делать что-то другое. Бороться за себя, как-то иначе.
Сейчас я не могу справиться с этим. Я могу только глубоко вдыхать и пытаться заставить себя вспомнить, что у меня дальше по расписанию. Где я должна быть. Что я должна сделать, чтобы дожить до конца этого дня.
Это моя борьба. Единственное, что я знаю, как сделать, чтобы вернуть свою жизнь в прежнее русло. Похоронить фотографии, восстановить свою репутацию.
Это моя борьба и я не сдамся.
***
Две недели спустя меня разбудил кошмар.
Такое случается часто.
Я скатываюсь с кровати и скольжу ногами по прохладному полу, пока не нахожу в темноте свои шлепанцы. Беру ключи с комода. Сжимаю их ладонью, чтобы они не звенели.
Когда я натягиваю толстовку через голову, задерживая дыхание, потому что хочу быть тихой, плед Бриджит колышется на верхней койке. Ее голова высовывается из-под одеяла.
— Куда ты идешь?
— Просто гулять. Вернусь через несколько часов.
Я чувствую вину за то, что разбудила ее, но ничего не могу с собой поделать. Трудно страдать бессонницей, когда у тебя есть соседка по комнате.
— Будь осторожна.
— Буду.
Она переворачивается и, хотя она не спит, я медленно закрываю дверь, пока она не защелкивается и не запирается с тихим щелчком.
Я всегда осторожна.
Я иду к своей машине с зажатыми в кулаке ключами, оглядывая парковку слева-направо, прислушиваясь, нет ли кого-нибудь. Я припарковалась под фонарем безопасности. С расстояния в десять футов я отпираю двери пультом, и мое сердце бьется так быстро. Задыхающийся звук облегчения, когда я закрываю за собой дверь, слишком громкий в чистом, безопасном салоне моего Тауруса.
Я включаю стерео, увеличиваю громкость и еду.