Вспомнив про лист бумаги, который она все еще держала в руках, Сара раскрыла его и принялась изучать. Сама бумага была жесткой, с обтрепанным краями, но Сара этого не заметила, поскольку ей сразу бросилось в глаза ее имя, написанное наверху узорчатыми каллиграфическими буквами: изогнутый заголовок напоминал флаг, трепетавший на ветру.
А дальше была она сама, ее четкое, ясное изображение в центре листа: художнику удалось удивительно точно передать сходство. Вокруг силуэта Сары стилизованный клочковатый туман (возможно, он символизировал темноту) создавал овальную раму, а в углах газетного листа имелось четыре медальона поменьше.
Эти рисунки были выполнены так же искусно, как и первое изображение; на одном Сара склонилась над колыбелью, и лицо ее светилось от слез. На заднем плане виднелась темная фигура, которая, как поняла женщина, представляла ее мужа, недвижимо стоявшего рядом — точь-в-точь как тогда, когда умирал их малыш.
Второй медальон изображал ее с обоими сыновьями, тайком уходящую из дома, а третий — ее храбрую борьбу с колонистом в полутемном туннеле. Последний представлял большую группу стигийцев с косами наперевес, преследующих по пятам маленькую фигурку в юбке, спасающуюся по длинному туннелю. Тут художник позволил своему воображению разыграться: на самом деле все было не так, но смысл картинки был ясен. Сара бессознательно скомкала лист. Колонистам строжайше запрещалось изображать стигийцев каким бы то ни было образом — на такую вольность могли решиться только жители Трущоб.
Вся ее жизнь… в пяти рисунках! Сара все еще качала головой, не в состоянии в это поверить, как вдруг услышала тихий скрип кожаных сапог. Увидев, что перед ней, она замерла на месте.
Строгие белые воротники и длинные черные плащи, на которых играл свет уличных фонарей. Стигийцы. Большой патруль — не меньше пары дюжин. Они смотрели на нее, не шевелясь и не произнося ни слова, встав в неровную линию на противоположной стороне улицы. В этой сцене было что-то от старого фото, изображающего Дикий Запад: отряд бесстрашных всадников, выстроившийся перед шерифом перед началом облавы. Только здесь шериф выглядел весьма необычно.
Стигиец пониже ростом, в центре первого ряда, сделал шаг вперед. Сара узнала Ребекку. По поведению гордо командовавшей своими солдатами стигийки сразу становилось ясно, как велика ее сила и власть. Но Ребекка была всего-навсего девочкой-подростком!
Кто она такая, черт побери? — уже не в первый раз подумала Сара. Член легендарного правящего класса стигийцев? Никто из обычных колонистов ни разу не общался со стигийцами достаточно близко, чтобы подтвердить, будто такие правители у них действительно существуют. Но если Саре требовалось тому подтверждение — вот оно, перед ней, живое доказательство. Кем бы ни была Ребекка, она, должно быть, находится на самом верху, в высшем слое стигийского общества, — и ей с рождения суждено было править.
Ребекка неопределенно помахала рукой в воздухе, тем самым велев стигийцам оставаться на месте. Скандирование в честь Сары не стихало, хоть его и приглушали стены вокруг Трущоб, и Ребекка чуть удивленно улыбнулась. Скрестив руки на груди, она с неодобрением взглянула на Сару.
— Прямо как героиню встретили, — обратилась она к беглянке, постучав носком ноги по камням мостовой. — И как тебе нравится быть такой знаменитой? — кисло добавила она.
Сара нервно пожала плечами, чувствуя, как черные зрачки собравшихся напротив стигийцев следят за каждым ее движением.
— Ну, я надеюсь, ты всем этим сполна насладилась, потому что от Трущоб и всей той мрази, которая там загнивает, через несколько дней останется одно воспоминание, — проворчала Ребекка. — Как говорится, пора кончать со старым.
Сара не знала, как ей на это реагировать: была ли то пустая угроза разозлившейся Ребекки, или стигийцы и в самом деле затевают что-то ужасное?
Где-то вдалеке начал звонить колокол.
— Хватит всего этого, — объявила девочка. — Давно пора, — она щелкнула пальцами, и стигийцы вокруг нее пришли в движение, — отправляться в путь. Нам на поезд надо успеть.
Глава 24
— Место скрещенных кольев, — произнес Дрейк, взглянув на знак возле «почтовой» прорези в скальном уступе. По подсчетам Уилла, им понадобилось десять часов быстрой ходьбы, нередко сменявшейся бегом трусцой, чтобы добраться до того места, где — как он думал до этого момента — погиб Кэл. И он, и Честер падали от усталости, но их поддерживала слабая надежда на чудо.