— Товарищи! — он обвел взглядом зал: вид у всех измученный — сказалось долгое пребывание в открытом космосе, двухсменные работы, но настроение приподнятое...
— Товарищи! — повторил Манаев.— Мне незачем напоминать вам, что мы провели лишь аварийные работы и, несмотря на ваш энтузиазм, до полного восстановления корабля еще далеко. Осмотр повреждений второго двигателя показал, что путем замены некоторых уцелевших деталей с четвертого мы его полностью восстановим.
Раздались дружные аплодисменты. Капитан поднял руку, приглашая к вниманию.
— Еще один, запасной, в разобранном виде имеется в инструментальном отсеке. Значит, мы можем полностью восстановить всю движущую систему корабля, но для этого нам необходимо три-четыре месяца ремонтных работ всем наличным составом, причем на более высокой, удобной для монтажа орбите.
По залу прокатилось смутное движение, но никто не выказал своего неудовольствия.
— К сожалению, этот наиболее безопасный вариант,— продолжал в полной тишине Геннадий Петрович,— не дает нам никаких преимуществ, в виду потери запасов горючего основной энергостанцией. Весь комфорт, который нас окружает, в том числе искусственная гравитация, поддерживается за счет энергоцентров первого и третьего двигателей. Это вы знаете, но полагаю, что по крайней мере большинство из вас недостаточно ясно представляет пути передачи плазменной энергии. В прежних системах кораблей она была полностью автономна, т. е. каждый двигатель получал плазму только со своей станции. Система нашего корабля более гибкая и позволяет передачу ее... через главный энергоцентр.
— Когда в нем есть топливо,— негромко, как бы про себя заметил Плещеев.
— Совершенно верно, Алексей Михайлович,— как ни тихо прозвучала реплика физика, Манаев услышал ее.— Вся система функционирует нормально, пока на главном есть минимальный запас энергии. Если его нет, плазма аккумулируется... Отсюда ясно, что переводить энергию на другие двигатели мы пока не можем. Сначала необходимо пополнить запасы горючего по крайней мере главной станции. Здесь возникают две проблемы: где и как? Первая проблема в какой-то степени решена. По докладу наших разведчиков, на планете есть по крайней мере две вполне надежные аномалии. Так? — Капитан обернулся к геофизику.
— Вполне, Геннадий Петрович,— отозвался Варварин.— Хотя по поводу типа оруденения у нас с геологом Никишиным мнения несколько разошлись, но оба типа дают богатые залежи и к тому же планета в этом отношении девственная...
— Благодарю, Аркадий Тимофеевич. Как видите,— Манаев позволил себе улыбнуться,— почти с гарантией. Вторая проблема — как? Поймите, товарищи, здесь не стоит вопрос о методике разработки руд и переработки их в топливо. У нас есть для этой цели оборудование, вопрос в доставке. Третий пункт двадцать второго параграфа устава межзвездных полетов категорически запрещает доставку ядерного и аннигилирующего горючего в условия открытой космической радиации. Значит, посадка на планету неизбежна.
— Так за чем же дело стало, Геннадий Петрович?— развела руками Зинаида Астужева.— Это ведь и в наших интересах.
— Не торопите события, Зинаида Владимировна,— взглянув на ботаника, усмехнулся Манаев.— Всему свой черед. Итак, я повторяю: посадка на планету неизбежна. Вопрос лишь в том, чтобы обеспечить максимальную безопасность пребывания в непривычных для нас условиях. Поэтому прежде, чем будет решен вопрос о посадке, давайте попробуем подсуммировать те данные, которые получены нашим поисковым отрядом и вашим общим энтузиазмом. Прежде всего мне хотелось бы выслушать мнения токсиколога, микробиолога и климатолога.
Манаев сел, а к полукругу стола быстро подошла смуглая черноволосая девушка невысокого роста — токсиколог Жанна Брагинская. Она неторопливо вставила информационную кассету и включила воспроизводящую систему. Экран запестрел графиками, таблицами, на которых сопоставлялось содержание газов в атмосфере с предельно допустимыми, анализы проб воды, растений, почвы, виды животных.
— Как ни странно, товарищи, планета по своим внешним условиям довольно безобидна и вполне пригодна для обитания человека. Несколько повышено содержание углекислого газа, но оно не выходит за предельную норму. Характерно, что вблизи крупных растительных массивов оно снижается довольно резко. Возможно, это связано с тем, что пробы воздуха отбирались в штилевые дни...
Жанна провела языком по внезапно высохшим губам. Это был ее первый настоящий доклад, и она никак не могла справиться с волнением.
— Растения в разных пропорциях содержат алкалоиды в количествах, безвредных для человеческого организма, но примерно около десяти процентов ядовиты. Особенно ядовита...
Здесь Жанна растерянно заморгала и жалобно посмотрела на ботаника.
— Опять забыла, Зиночка.
— Прометея сильвестрис, Прометея лесная.
— Вот, — сконфуженно проговорила Брагинская.— Эта самая Прометея.
На экране возникло высокое до полутора метров растение. Тройчатые листья как у клевера были опушены и свисали на длинных черешках, а на самом верху покоился султан крупных огненно-желтых цветов...
— Обратите внимание,— раздался энергичный голос Зинаиды Астужевой.— Листья и стебли покрыты тончайшими иголочками, как у нашей крапивы. Принцип действия тот же. Впиваясь в кожу, они вносят в организм токсины, вызывающие сильные ожоги. Продолжай, Жанночка.
— Растение содержит эфирные соединения алкалоидов, обладающие парализующим свойством, и далеко не так безвредно, как наша крапива...
Постепенно успокоившись, Жанна уже сама оперировала незнакомыми названиями. Закончив доклад, токсиколог присела рядом с Астужевой.
— Спасибо, Зиночка,— прошептала она и пожала Астужевой руку.
— Не надо так волноваться. Тут же все свои,— улыбнулась ботаничка.
Более опытный и поднаторевший в дискуссиях Журавлев провел свой доклад сжато и даже несколько суховато. Он предупредил, что микробиологический комплекс очень сложный и требуется определенное время на привыкание к нему. Его рекомендации были однозначны: работать только в легких костюмах с автономным дыханием.
Наконец, наступил черед и климатолога Сергея Байдарина. Из всех научных сотрудников экспедиции Сергей обладал наибольшим фактическим материалом. С первых же вылетов отряда по его указанию с витроплана сбрасывались подготовленные зонды и автоматические станции. Этого было, конечно, недостаточно, чтобы судить о состоянии погоды и ее изменениях, но на основе полученных сведений можно было построить атмосферно-климатологическую модель достаточной точности.
— Я могу обрадовать сотрудников экспедиции тем,— сказал в заключение Байдарин,— что это самая спокойная планета из всех, когда-либо изученных человеком. По-видимому, число штилевых дней здесь достигает семидесяти пяти процентов. Возникающие ветры, как правило, имеют местное значение, т.е. связаны с небольшими очагами неравномерного прогрева воздуха. Конечно, это не касается морских побережий, где такая неравномерность существует всегда... Наибольшая скорость ветра даже вблизи морей и океанов три-пять метров и, по-видимому, никогда не достигает десяти. Для здешних мест это уже ураган необычайной силы,— Сергей улыбнулся, как бы приглашая всех сравнить такой «ураган» с привычными земными условиями. Улыбка Байдарина, мягкая и застенчивая, создавала впечатление о крайней его деликатности и даже беспомощности, но это было ложное ощущение. Сергей от природы был действительно застенчивым и скромным человеком. Застенчивость порождала молчаливость и некоторую неуверенность в отношениях с товарищами, особенно с девушками. Он предпочитал одиночество и общение с природой. И именно природа выработала в нем особые качества, так необходимые исследователю: наблюдательность, терпеливость, выносливость и несвойственную юности неторопливость в суждениях, которую чаще всего вырабатывают года и жизненный опыт. Так или иначе, но улыбка Байдарина обезоруживала, и Николай, порывавшийся задать вопрос, только махнул рукой.
— Послушать вас,— прервал общее благодушие Манаев,— не планета, а новоявленный рай. Но мне кажется, кое у кого есть сомнения. Не так ли, Никишин?