— Анатолий? Второе лето кончается. Через месяц-зима. Уже появились первые признаки похолодания.
— Я и то чувствую. Плоды созревают в диком темпе. Вчера снова зашевелились пеструшки. Слушай, а как там секвойи. Шишки есть на них?
— Есть.
— Смотри, не прозевай. Надо собрать побольше семян. Попробую с ними еще повозиться. Может, взойдут.
Ананьин помассировал пальцами подбородок и испытующе посмотрел на Байдарина. Хотя Журавлев предупреждал Анатолия, чтобы тот не затевал с Сергеем разговора о Винейских играх, перспектива играть за команду вместо Байдарина не очень радовала его, и он решил попытаться выяснить настроение метеоролога.
— Слушай, ты хоть тренируешься? Говорят, механики усиленно готовятся и горят жаждой реванша.
— Делаю пробежки, немного разминаюсь. По-доброму, следовало приехать за недельку пораньше, но не знаю, как получится.
— Попробуй как-нибудь выбраться,—облегченно вздохнул Ананьин.—А то с меня Журавлев не слезет. Готовит запасного на всякий случай. Но знаешь сам, какой из меня волейболист.
— Приеду, можешь передать Леониду. Кстати, привезу тебе шишки и еще что-нибудь.
— Спасибо, ты меня успокоил. Да, Зина просила съездить посмотреть, что с гигантеей. Ты там недалеко от леса. Выбрал бы часок.
— Вчера был там. Ничего нового. Листья начинают голубеть, а цветов не видно...
— Ну будь здоров. Я надеюсь...
— Не сомневайся... Не подведу
Сергей выключил связь. Последний месяц он снова ощутил подъем. Наблюдения давали любопытный материал. После ужина он обычно занимался расчетами погодных моделей. У него появилась привычка перед сном вести нечто вроде дневника, который он записывал на отдельный кристалл. Он диктовал свои мысли и наблюдения, иногда вел запись отдельных событий по общей связи, полагая, что этот материал поможет потом точнее понять будущим исследователям их жизнь, их чувства и размышления. А самое главное — материалы исследований и хронику они, естественно, получат с общих записей, которые ведутся на корабле. Едва подумав о корабле, он вспомнил об Эстелле. Он испытывал к ней двойственное чувство. С одной стороны, Сергей как бы заново переживал события последнего визита, воскрешая в памяти до мельчайших подробностей каждое ее слово, каждый жест, испытывал к ней глубокую признательность, с другой стороны, его захлестывало чувство вины перед Яковом Самойловичем. Каждая его беседа с Эстеллой по видео доставляла и удовольствие и досаду. Ему казалось, что она чего-то недоговаривает, за смешком прячет беспокойство. Видимо, она сама не может решиться оставить Сандалова, а подтолкнуть ее к этому у Сергея не хватало мужества.
Сергей поднялся и пошел ужинать. Подогревание на калорифере остатков обеда заняло несколько минут. Пережевывая жареную картошку с мясом, Байдарин как бы прислушивался к самому себе и своим чувствам. Почему человек такое странное существо? С одной стороны, его ранит обида на ту, которая покинула его, и тут же он радуется встрече с другой, хотя, очевидно, это больно отзывается в душе другого. И что это — эгоизм, который надо немедленно обуздать, или естественное стремление, обусловленное природой, таинственными знаками отличающих пары, которые обязательно должны быть связаны в одно целое, чтобы продолжить бесконечное совершенствование человека в новом поколении. Байдарин помотал головой, отгоняя привязчивые мысли, и пошел в кабинет обсчитывать прогноз на завтрашний день...
Сандалова выехала в Вине-Ву за день до начала конференции... Поставив на наезженной дороге автомат, она полностью отдалась созерцанию и беспокоившим ее мыслям. Вездеход быстро мчался по степной дороге, покрывая пылью пожухлые сухие травы. Эта вспышка тепла и как бы заново пережитая весна и лето подтолкнули Эстеллу к решительности. Похоже, что и Яков Самойлович почувствовал это. Он по-прежнему относился к ней с большой нежностью, но каждый вечер, когда она приходила с работы, встречал ее вопросительным взглядом, как бы пытаясь определить, когда рухнет его последняя надежда... Вот и сегодня, прощаясь, он заглянул ей в глаза и быстро отвернулся... Прочел он ее твердое решение уйти к Байдарину или просто не хотел лишний раз надоедать ей своей нежностью, которую она не принимала?
Промелькнули за окном вездехода кустарники и первые деревца. Впереди блеснула река и замаячила роща гигантских реликтовых деревьев. У дома Байдарина Эстелла остановила вездеход Она знала, что Сергей еще неделю назад уехал в Вине-Ву, но не смогла отказать себе в удовольствии побывать в желанном доме и побродить по комнатам. В детской она выдвинула из ниши кроватку и трансформировала ее в манеж. Эта кровать-манеж была любовно сконструирована Юрием Сомовым еще при постройке дома. Инженер-интерьерщик надеялся, что его первый опыт пригодится и ему самому. Но у Сомовых не появились наследники, а вот у них с Сергеем... Эстелла почувствовала легкую тошноту. Это все от излишнего волнения... Сандалова вышла на свежий воздух. Она приопустила боковое окно вездехода и тронула кнопку пуска... Лесная дорога была похуже, но вездеход, считывая программу, заранее снижал скорость на плохих участках, и поэтому плавность хода почти не изменилась. Внезапно Эстелла ощутила необыкновенно приятный запах. Остановив вездеход, она вышла из кабины и огляделась. Это было то самое место, где росла гигантея. По просьбе Зины она уже заезжала один раз сюда. Гигантея росла на краю поляны, скрываясь под нависающими ветвями деревьев. Теперь листья облетели, и среди оголенных ветвей пламенел огромный бутон... Здесь запах, источаемый цветком, был еще острее и притягательной. Эстелла подошла поближе и ощутила под ногами мягкий ковер гигантского отмершего листа растения. Это было удивительно. Растение уже засохло, а цветок только собирается распуститься... Почувствовав потребность поделиться всеми своими впечатлениями от находки, Сандалова сходила к вездеходу и, закрепив датчик на ближайшем стволе, включила сигнал общей связи...
— Зина, зацвела гигантея, посмотри!
Эстелла подошла вплотную к огромному, примерно в два ее роста, бутону на короткой, но толстой и мясистой цветоножке и притронулась к лепестку... И тут произошло чудо. Цветок дрогнул и зашевелился. Гигантские лепестки начали медленно и плавно опускаться. Эстелла чуть посторонилась и оказалась у самой чаши цветка между двумя алыми лепестками, каждый величиной с крупный палас.
— Эстелла, ты бы отошла подальше,— заметила Зина.— Что-то мне не нравится это чудовище.
— Скажешь тоже, чудовище,— засмеялась Эстелла и погладила лепесток.
Дальше произошло все мгновенно. Над гигантской чашей цветка взметнулось лассо пестика и, как питон, обвило женщину гибкими кольцами. Рывок, и не успевшая опомниться Эстелла оказалась над чашей. Будто парок, вспорхнули эфирные выделения и женщина потеряла сознание. Над ней неторопливо сомкнулись гигантские лепестки.
— Эстелла! — закричала Зина и, осознав бесполезность крика, опомнилась.— Корабль! Тревога! Срочно направьте летательный аппарат в квадрат 24 — 12. Жизнь Сандаловой в опасности! Спасателям одеть защитные костюмы!
Долгие полчаса, пока спасатели не приземлились на поляне, никто не отрывал взгляда от экрана, тщательно надеясь, что вдруг цветок зашевелится и из него, как дюймовочка, появится Эстелла. Тщетно. Аким Дагбаев, первым прибежавший к цветку, двумя взмахами дезинтегратора срезал зловещий цветок. Подоспевший Роман отделил часть лепестка и, откинув его, как люк, нырнул вглубь...
Тело Сандаловой было обезображено до неузнаваемости. Аким вынес ее на руках и, не останавливаясь, скрылся в люке винтокрыла.
— Жива? — спросил Манаев.
Дагбаев покачал головой.
— Товарищи! — Манаев обвел взглядом конференц-зал и остановился на осунувшемся лице Байдарина.— Открывая наш осенний симпозиум, прошу почтить наших погибших товарищей минутным молчанием.