— Где ты раздобыл эту запись? — спросил Ананьин.
— У Климова. Запись сделана не больше месяца назад.
— Думаешь, хранитель Уро Юа и юноша — одно лицо?
— Уверен.
Ананьин вздохнул, потер подбородок.
— Слишком фантастично, чтобы считать истиной.
— Здесь и не пахнет истиной,— вмешался Седельников.— Из разговора ясно вытекает, что юноша — сын Уро Юа.
— Как раз не совсем ясно, Володя,— задумчиво проговорила Марина.— Ты помнишь, он сказал, мы знаем друг друга достаточно долго... — И потом, было и прямое обращение, без сына...
— Все это довольно просто объяснить. Сын Уро Юа мог с детства знать верховного вождя. А то, что он его поправил, видимо, положено по этикету,— упрямо отстаивал свою точку зрения географ.— Можно с такими фактами строить гипотезу?
— Но ведь она объясняет их непонятные слова о второй жизни! — загорячилась Марина.— Если это феномен обновления, то они могут прожить и вторую и третью жизнь, то есть практически они бессмертны, каковыми они себя и считают!
— Фантазии много, а логики — кот наплакал!
— Подожди, Володя. В словах Марины действительно есть зерно.
— Зато в зерне нет зародыша,— не унимался Седельников.— Смешно! Полудикие люди владеют бессмертием, а развитая цивилизация, овладевшая космическими путешествиями, смогла лишь удлинить жизнь до естественного предела. Как хотите, я такой логики не понимаю.
— Напрасно ты горячишься, Володя,— в раздумье подперев щеку, проговорил Байдарин.— Говорят, в Индии знали секрет получения чистого железа еще в период домашинной цивилизации, а вторично удалось его получить в промышленных количествах лишь спустя тысячелетие... Интуицию и опыт древних нельзя отрицать. Ты-то что молчишь? — обратился он к Леониду.
Журавлев пожал плечами.
— Я ведь говорил, что мечтать о феномене обновления людей пока преждевременно. Убежден лишь, что если он существует у растений, то почему ему не быть и у людей.
Через несколько дней, возвращаясь из Вине-Ву домой, Байдарин вспомнил об этом разговоре. Люди всегда мечтали о бессмертии. Древние греки наделяли бессмертием богов и героев; в средние века второго тысячелетия к этой категории относили святых... С развитием науки люди стали мечтать о собственном бессмертии и на всех этапах ученым казалось, что они находятся на грани его открытия: стоит немного получше разобраться в строении клеток и наследственного аппарата и можно увеличить продолжительность жизни до двухсот, пятисот и, наконец, тысячи лет! Отнюдь! Еще на рубеже третьего тысячелетия средняя продолжительность жизни достигла ста двадцати лет. Понадобилось еще триста лет, чтобы обычная продолжительность жизни человека достигла ста пятидесяти лет! Через этот естественный порог перешагивали по-прежнему единицы. Загадка барьера старости оставалась неразгаданной. Всесильная медицина перед лицом этой тайны была столь же беспомощной в век световых скоростей, как и в век открытия атомной энергии.
Байдарин переменил положение тела в кресле и вздохнул. Конечно, может быть, за прошедшие сто с лишним лет на Земле и достигли бессмертия, но им, прикованным к здешней планете, уже не суждено воспользоваться этим достижением. Увы, люди смертны. Правильно сказал на открытии симпозиума Манаев: надо стремиться оставить вслед идущим по возможности больше материала для раздумий, надо оградить их от неизбежности случайностей, надо, наконец, прожить здесь свои, отпущенные природой годы так, чтобы родная цивилизация получила хоть что-нибудь полезное от их неудачной экспедиции! Конечно, собранные здесь материалы впишутся строкой в историю познания Вселенной, но ведь, посылая их, рассчитывали на более развитую цивилизацию, на те драгоценные научные знания, которые на Земле могли бы открыть новую эпоху! А вместо этого всего лишь сведения о девственно неразвитой цивилизации, с которой по-настоящему и контакта установить не удалось!
Байдарин тряхнул головой, как бы отгоняя неприятные мысли. Каждый из них делает, что может. Манаев со своей группой упрямо осуществляет программу ремонта корабля, хотя вряд ли у них хватит на него времени, отпущенного природой, Ананьин ищет формы, пригодные для земной цивилизации, Журавлев пытается решить проблему обновления, может быть, что и будет первым шагом к бессмертию.
Вездеход остановился у дома. Сергей поставил машину в гараж и поднялся на крыльцо. Тянуло осенним холодом. Огромный красный шар здешнего солнца скатился к закату..
Лесная поляна оказалась небольшой, меньше, чем он ожидал, но удивительно уютной. Окруженная широколистными низкорослыми деревьями, с подлеском из местного тальника, буйно разрастающегося не только на сырых местах, но и по окраинам сухих степей, создавали почти неодолимую преграду и для людей и для животных. Леониду Журавлеву то и дело приходилось пускать в ход дезинтегратор, срезая отдельные ветви, чтобы бочком протиснуться сквозь заросли. Зато он был вознагражден девственной красотой нетронутой поляны и неправдоподобной высотой трав. Именно с таких закрытых полян с замкнутой экологией он получал от Зинаиды Астужевой наиболее интересные комплексы микрофлоры, в том числе некоторые любопытные грибковые формы, чем-то напоминающие земные гиббереллины. Помещенные им в такую почвенную среду штаммы вирусов дали новые ответвления, активность которых возросла. Он проверил новые штаммы Е-131 и Е-138 на пеструшках и хотя результаты, в конечном счете, оказались отрицательными: пеструшки потеряли сон, что стало причиной их гибели, неудача не обескуражила его. Наследственный механизм животных все же был сломан, нарушилась система биохимических процессов, протекающих в организме, и началась какая-то перестройка на уровне клетки. Такой путь мог привести к желаемым результатам и с наступлением весны Куравлев обследовал различные экологические комплексы и на их основе получал все новые модификации вируса. Его коллекция значительно возросла, но из этого множества он не смог выделить ни одного штамма с активностью выше Е-138. Тогда он вооружился стереоскопом и принялся гонять на нем информацию по залетам Антона Кабанова, проводившего аэростереоскопию поверхности планеты в ближних и дальних окрестностях Вине-Ву. Обнаружив замкнутую поляну под стереоскопом, он устанавливал достаточно крупный масштаб, снимал копию и закладывал координаты в память компьютера, чтобы потом перенести информацию в курсограф вездехода. Так он наметил для обследования более десяти полян. Эта была третья. Две первые оказались достаточно обширными и не обладали необходимыми ему качествами, возможно, потому, что к ним существовали проходы или звериные тропы, незаметные на стереоснимках. И к этой поляне, ориентируясь по снимку, он подъехал практически вплотную, а потому не питал особой надежды... Теперь, осмотрев с удовлетворением поляну и убедившись, что признаки гигантизма трав налицо, он неторопливо принялся отбирать почвенные и растительные пробы ..
Солнце поднялось к зениту, когда он закончил работу и уложил набранные и упакованные пробы в транспортный отсек. Найдя несколько сухих коряжин, он на всякий случай загородил сделанный им проход, чтобы сохранить от вторжений крупных животных этот замкнутый и по-своему удивительный мир...
Было жарко, и он не устоял перед соблазном искупаться в реке, протекающей невдалеке от поляны. Минут через пятнадцать он остановил вездеход на берегу, неподалеку от устья. Впадая в Вине-Ву, речка замедляла свой бег и растекалась широким эстуарием. Здесь можно было не просто искупаться, но и всласть поплавать.
Леонид разделся и, остывая от пота, закрепил на вездеходе теледатчик, усиливая звук на случай, если он кому-либо потребуется в тот момент, когда будет купаться.
Он прилег на песок, с блаженством подставляя свои загорелые плечи жарким солнечным лучам, но и здесь его не оставляли мысли о пеструшках. В конечном счете, причина их смерти была ясна Журавлеву: повысив их активность, он нарушил биологический ритм их жизни, приспособленный к здешним условиям. Если раньше активный период их жизни чередовался со спячкой, то есть с затормаживанием всех жизненных процессов, в том числе и деятельности нервных клеток, то теперь тормозные рефлексы оказались снятыми и наступило истощение нервной системы... Пожалуй, такой вывод не противоречит логике событий, но его следует проверить...