Байдарин потер лоб и вздохнул. Конечно, может быть, за прошедшие сто лет на Земле и достигли бессмертия, но им, прикованным к здешней планете, уже не суждено воспользоваться этим достижением. С другой стороны, он был убежден, что феномен обновления существует на здешней планете, но подтвердить эту версию не удалось никому. Шли годы. Поселенцы умирали: кто от болезни, кто от старости, кто от ностальгии. Пытались сблизиться с коренными жителями планеты — краснокожими, здоровыми и всегда довольными своей жизнью дикарями, но те даже поначалу неохотно принимали приглашения, а потом и вовсе наложили табу на общение. Так бесплодно кончилась попытка сближения двух цивилизаций: поселенцы жили своей жизнью, аборигены — своей. Когда умирал поселенец, тело его доставляли на корабль и хоронили в капсулах анабиозного отсека. Туземцы своих соплеменников не хоронили. Предчувствуя смерть, больной или старик уходил в долину Смерти. Как он проводил последние дни своей жизни, никто не знал. Это было табу, как и вход в деревни. Когда археолог и этнограф Климов, облетая на эквиплане районы, где он рассчитывал обнаружить древние стоянки, снизился над этой долиной, его забросали копьями и стрелами. Удалось рассмотреть множество тростниковых хижин на берегу прозрачной реки, большей частью заброшенных и уже тронутых следами Разрушения...
Байдарин поднялся. Солнце давно село, накатывался ночной мрак, вызывая чувство бесприютного одиночества. Сергей Александрович вошел в дом, но воспоминания, как дурной сон, не оставляли его. Байдарин ближе других был знаком с туземцами. Их деревня находилась в часе ходьбы от его дома. Мимо его окон они часто ходили на охоту или на рыбалку. Это всегда были мужчины, вооруженные копьями. Женщин он встречал лишь вблизи деревни, да и то редко. Случалось, что мужчины останавливались у его дома на отдых. Один из них степенно приближался и клал на крыльцо рыбу или хороший кусок мяса. Прежде, когда Сергей Александрович был помоложе, они делали это скрытно, теперь — демонстративно. Однако, если Сергей Александрович выходил навстречу, они немедленно поднимались и уходили.
Когда-то Байдарин спас вождя их деревни Шибу Ши от невыносимой боли, а возможно, и смерти...
Тогда туземцы ушли, не проявив никаких чувств, и только месяц спустя он нашел на крыльце их первое подношение — связку свежей рыбы. С этой первой данью признательности у поселенцев снова возникли надежды на контакт с аборигенами, но все осталось по-прежнему, хотя время от времени на крыльце Байдарина появлялись новые подношения.
Засветился экран связи. Байдарин нажал клавишу, включая запись. Последние годы он многое записывал, считая, что их беседы с поселком помогут полнее понять грядущим исследователям атмосферу их жизни и дополнительную информацию, которую считают важной сами поселенцы.
На экране возникла фигура Леонида Игнатьевича Журавлева. Глядя на его сухое, изрезанное глубокими морщинами лицо, Байдарин непроизвольно вздохнул.
— Как жизнь, старина? — голос Журавлева, тихий, с хрипотцой, насторожил Байдарина.
— А ты как?
— Плохо, старина. Что-то неможется... А Володя совсем плох... Придется тебе нас тащить на корабль... Останешься один, как могиканин.
— Поскрипишь еще, Игнатьич,— подбодрил Байдарин, глядя на биохимика.— Ты ведь всю жизнь на пилюлях — и ничего...
— Ладно, не утешай. Просьба у меня... Возьмешь штаммы с последней генерацией вируса Е-735. Приглядишь за ними пару лет, может, получится обновление...
— Мне уже не дотянуть.
- Возьму, Леонид Игнатьич.
— Вот и хорошо. Ты у нас живучий. Может быть, встретишь наших... Как твои эскимосы? Не появлялись?
— Давно не было.
— К нам твой крестник заглядывал или его сын... Не знаю, кто их, молчальников, разберет. Я с ним разговариваю, а он как не слышит. Смотрит своими глазищами, как будто прикидывает, долго ли еще протянем... Так и не добился от него ни одного слова. Зря мы изучали их язык: все равно тайна обновления осталась за семью печатями...
— Ты все еще веришь, что они могут?
— Веришь,— хмыкнул биохимик.— Куда деваться? На моей жизни третий случай среди аборигенов, которых я знал.
— Ты думаешь, Шибу Ши...
— Не думаю, предполагаю... Он выглядит семнадцатилетним юношей... Если это он, конечно...
Байдарин вздохнул.
— Он. Можешь не сомневаться. Хотелось бы на него взглянуть. У него, как и у У Као, был глубокий шрам на правом плече.— Шрам, говоришь? Не заметил. Может, и не он, хотя, если феномен обновления существует, шрам тоже может сойти... У меня был случай с корноухим. Изодранное ухо заросло. Жаль, кролик погиб...
Журавлев откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
— Прости,— сказал он минуту спустя, усилием воли подавляя головокружение и слабость,— выдохся... Теперь получше...
— Игнатьич, честно... Опять на себе пробовал? — встревоженно вглядываясь в лицо биохимика, спросил Сергей Александрович.
— На ком же еще? Володя и так плох...
— Я приеду, Игнатьич!
— Кризис миновал, Сережа. Не стоит. Такие поездки в нашем возрасте... через пару дней будет порядок... Смотришь, еще переживу тебя... До завтра.
Экран погас. Байдарин отключил запись. Зря мучает себя Журавлев на старости лет. Сергей Александрович не верил в вирусную гипотезу обновления. Ему тоже не раз случалось видеть туземцев, удивительно похожих на отцов и такая смена происходила внезапно. Долгие годы экспериментов биохимика с вирусами только подтверждали точку зрения Байдарина. Какие-то процессы вирусы, безусловно, стимулировали. На старых кроликах быстрее заживали раны, легче проходило сращивание поврежденных костей, но подопытные животные гибли, прожив отпущенный им природой век.
Сергей Александрович долго ворочался в постели. Виновата в том была не только старческая бессонница. Ему трудно было примириться с мыслью о том, что в скором времени останется один на планете, хотя по возрасту он не уступал биохимику. Здоровый, крепкий организм... Нет, не следовало Журавлеву экспериментировать на себе... Пожалуй, завтра надо съездить к ним. Кто знает? Может быть, им придется увидеться в последний раз...
Утром, после завтрака, Байдарин отрегулировал автоматику на метеостанции, за сто с лишним лет она все чаще начинала давать сбой, и вывел вездеход из гаража. Из всей привезенной техники только вездеходы оставались надежными, хотя для их ремонта требовалось немало ухищрений... И то сказать, сам Байдарин не так уж и много ездил, особенно последние годы...
Над домом вспыхнул зеленый огонек сигнала. Его вызывали на связь. Сергей Александрович вошел в дом. Лицо биохимика заметно посвежело.
— Здорово, старина! Кажется, мы еще поживем! Володе тоже лучше. Наверное, заразился от меня. Сегодня сам поднялся с постели... Ты куда-то собрался?
— К вам. За сутки доеду потихоньку. Дорога-то заросла...
— Давай. Я тебе покажу новые штаммы. Может, рискнешь? Ты же у нас самый крепкий.
— Для науки — готов на все руки, но тело принадлежит мне,— отшутился Байдарин.
— В общем, ты прав. Должен же оставаться контрольный субъект для сопоставления. Так мы ждем.
Байдарин помахал рукой. Экран медленно угас. Метеоролог последний раз окинул взглядом приборы. Автоматика работала исправно. Можно было отправляться в путь со спокойной душой. Сергей Александрович заблокировал вход в аппаратную и вышел на крыльцо. Здесь его встретила первая неожиданность: в нескольких метрах от дома выстроилась толпа туземцев. Они стояли, образовав полукруг, так же, как бывало прежде, до объявления табу, и лица их были не такими непроницаемыми, как обычно, а скорее дружелюбными и даже несколько почтительными. Вперед выступил смуглый юноша, в котором Байдарин сразу узнал Шибу Ши. Сергей Александрович снова взглянул на правое плечо — шрама не было.