С минуту они помолчали, отдавая дань человеку, с которым делили трудные будни чужой планеты...
— А штаммы...— биохимик махнул рукой.— Я заложил их в пассивную среду, на сохранение. Когда потребуются, размножим. Дал я маху с этой микрофлорой. Но кто же знал... Впрочем, она еще пригодится для земных растений... Да... но это потом...
— Леонид Игнатьевич, может, вы отдохнете? — спросил
Байдарин, видя, что перевозбуждение сильно подействовало на Журавлева.
— Нет, Сереженька, нет! И еще раз нет! — биохимик устало улыбнулся.— У меня не так много времени... Или сумею разобраться во всех деталях и тогда смогу начать второй биоцикл, или... Ладно, ты понимаешь... Давай поговорим о другом. Как ты думаешь, что произошло с тобой?
— Неужели ваши опыты, Леонид Игнатьич? — обрадовался Байдарин.
— Опыты,— хмуро отмахнулся биохимик.— Они не стоят выеденного яйца. Это все твоя дружба с туземцами.
— При чем тут дружба? — недоуменно спросил метеоролог. И тут в памяти отчетливо возник день, когда он собирался навестить Журавлева и Седельникова в поселке Вине-Ву, неожиданный подарок Шибу Ши — коробка из волокнистых растений, перевязанная полоской кожи. Сергей поднял глаза на Журавлева. Как искра, проблеснула интуитивная догадка.
— Змея?!
— Да, дружище. Ты понимаешь, это не миф, что Шибу Ши опять стал юношей. Именно змея. Циннобера, как прозвал ее покойный Никишин. Будь они тогда порасторопней, кто знает, может, многие и сейчас были живы, может, сейчас мы бы готовились к отлету... Я, конечно, совершил ошибку, что убил змею...
— Значит, вы успели...
— Успел?! — возмутился биохимик.— На моем месте поступил бы так каждый. Мы прождали двое суток — тебя нет, Вызываем — никакого ответа. Я погрузил Володю и сюда, Ты лежал на полу. Дыхания нет, пульса нет. Я хотел послушать сердце, рванул рубашку, и тогда из-под нее выскользнула такая пестрая... Я тут же каблуком раздавил ей голову. Она в конвульсиях выбросила перепончатые, такие серо-голубые крылья... И знаешь, что проявилось на них? По-моему, твое лицо. Потом все померкло, превратилось в обычные серые и голубовато-серые пятна с почти шахматным рисунком... Потом посмотришь, я ее забальзамировал.
— Но что она могла делать у меня под рубашкой?— удивился Сергей.— Насколько я помню, она меня не кусала...
— Хм... Не знаю, не знаю. Я нашел на твоей груди и шее, главным образом, на артериях, следы укусов... Она питалась твоей кровью, а ее яд полностью парализовал тебя и превратил в своеобразные живые консервы.
Сергей содрогнулся: так неприятна была ему эта мысль. Он вспомнил классические примеры из жизни земных насекомых: ос, доставляющих парализованных гусениц в свои гнезда и закладывающих их в ячейки вместе с яйцами; наездника, откладывающего яйца прямо внутрь живого парализованного тела гусеницы...
— Надеюсь, она не успела начинить меня своими яйцами? Иначе я буду похож на мину замедленного действия,— веселым голосом заметил Байдарин.
— Шутишь еще? — рассердился биохимик.— Нашел тему! Я тоже сначала так подумал, когда исследовал ее яд. Нет, это все же не насекомое. У нее нормальная кладка яиц. Их зародыши я обнаружил, когда вскрыл ее. Возможно, перед кладкой, для формирования яиц, ей требуется усиленное питание.
Журавлев с усмешкой взглянул на Сергея.
— Не пойму одного, как ты мог быть таким неосторожным и позволил ей укусить тебя...
— Но она не кусала меня, честное слово,— и Байдарин рассказал о своих видениях вплоть до пробуждения.
Журавлев покрутил головой, будто шею давил воротник.
— Ну и ну! Теперь понятно, для чего этому ползающему ретранслятору нужны крылья! Какие, к черту, крылья! Это же антенна! Удивительно чуткая и к тому же с обратной связью... Понятно. Она тебя не укусила сначала, а загипнотизировала. Уловила импульсы твоего головного мозга, усилила их и ретранслировала... Этого оказалось достаточно, чтобы ты оказался в гипнотической власти своих воспоминаний, которые показались тебе полной реальностью. Это все усиление. Ну и тварь! До чего приспособилась. Значит, если бы я ее сразу не придавил, то лежал бы с, тобой рядышком.
Журавлева передернуло от такой перспективы. В течение нескольких мгновений он пережил запоздалый страх, не подсказанный инстинктом прежде. Теперь инстинкт как бы закрепил реакцию организма на это явление.
— Фу,— вздохнул с облегчением биохимик.— Аж затрясло старого дурака. Смерти испугался! — Он загадочно улыбнулся.— А в такой смерти есть свой резон. С ней, как я теперь понимаю, умирает старость. Она питалась твоей кровью в течение трех дней. И с каждым укусом вводила новые порции яда. Когда я исследовал ее яд, то понял, что он не может действовать постоянно, так как довольно быстро разрушается, я не стал тебе вводить противоядия... Уж прости, ты всегда недолюбливал эксперименты над собственной персоной... Я не мог отказать себе в этом удовольствии.— Журавлев хитро посмотрел на метеоролога.
— А если я подам на тебя в Высший Совет за предумышленный эксперимент без согласия? — поддержал шутку Сергей.
— Кто тебе, мальчишке, поверит? А потом — человечество у меня в руках. Кому не захочется обрести вторую молодость?
— Да, это серьезный аргумент! — рассмеялся Байдарин.— Но кто захочет пригреть на своей груди змею даже в том случае, если от нее зависит его второе рождение? А во-вторых, дорогой экспериментатор, где вы возьмете вторую змею? Ведь, насколько я разобрался, воскрешать вы еще не научились?
— Фи, Сереженька, новый биоцикл пошел тебе явно не в пользу. Зачем же переносить дикарские обычаи на современную цивилизацию? Яд змеи я синтезировал. Вместо укусов можно вводить определенные дозы шприцем. Без всякой мистики и к тому же без излишней потери крови. Вот так-то, дружище!
— Игнатьич... это же...— голос Байдарина неожиданно охрип от волнения.— Значит, тебя... Значит, с тобой...
— Да, дорогой. Поэтому я и говорю, что мне надо немного времени, чтобы отработать методику и наставления для тебя. Все может случиться... Надо, чтобы ты и в мое отсутствие смог повторить биоцикл, если это потребуется, чтобы дождаться прибытия нового корабля с Земли... И чтобы ты мог передать наше открытие людям...
— Значит, ты знал, что я должен помолодеть? — удивился Сергей.— Но почему же ты реагировал так бурно?
— Я был не совсем уверен, хотя срезы с твоей кожи свидетельствовали об оживленном обмене веществ, о возвращении начальных функций. Будем говорить, я догадывался.
Через неделю Байдарин настолько окреп, что совершенно отвык от старческих приобретений: медлительности и осторожности. И Журавлев попросил его перевезти часть оборудования с биологической станции Вине-Ву.
Сергей снял с вездехода весь лишний груз, даже аварийные запасы и отправился в путь. Пробитые прежде дороги сильно заросли, но Байдарин придерживался следа, который оставил вездеход Журавлева при поездке к нему. Местами след терялся, тогда Сергей включал инфраизлучение, и на экране появлялись замытые дождями и засыпанные пылью отпечатки протекторов. Иногда следы проявлялись по поврежденным растениям. Переправляясь через реку, он заметил группу людей. Они так пристально рассматривали его вездеход, что Байдарину стало не по себе. Он вырулил прямо на толпу. Узнав его за ветровым стеклом, туземцы почтительно расступались, показывая знаками просьбу остановиться. Затормозив вездеход, Байдарин отодвинул силоновый фонарь над головой и поднялся с сидения.
— Мы приветствуем тебя, сын Сере-Гей. Ты хороший уважаемый человек. Лодка твоя тоже хорошая: ходит по воде и по земле... Наши лодки не могут ходить так быстро...
Байдарин кивнул головой в знак того, что он внимательно слушает, стараясь не выдавать охватившего его волнения: на этот раз с ним разговаривал рядовой воин, а не вождь, а это значит, что они не считают его чужим.
— Помоги нам быстро сходить на ту сторону.
— Хорошо,— сказал Сергей.— Где ваши лодки?
— Там,— туземец махнул рукой вниз по течению.— Далеко.
— Понятно,— улыбнулся Сергей. Он боялся поверить в то, что они согласятся переправляться на его вездеходе.— Садитесь, перевезу.