Похороны устроили честь по чести, собралась вся деревня, все соблазненные женщины и их мрачные мужья; мамаши крепко держали за руку своих подросших дочерей, словно покойник все еще мог представлять для них опасность. Были там и мы, все те, кто умел играть на трубе, так что получился духовой оркестр.
Как раз в тот момент, когда пастор закончил читать отходную и мужчины приготовились опускать гроб в могилу — держа в руках концы ремней, они ждали, когда подадут сигнал, и мы, музыканты, уже поднесли трубы к губам, — грянул оглушительный гром. Не знаю, кто уж там с испугу выпустил концы ремня, во всяком случае, гроб упал в яму, накренился, и какая-то непонятная сила сорвала с него крышку. Позднее сведущие люди рассказывали, что видели на лице покойного отвратительную усмешку. Сразу же вслед за раскатом грома хлынул проливной дождь, люди, на мгновение застывшие на месте, с визгом разбежались в разные стороны. Даже почтенные хозяева не постыдились пуститься наутек.
И только мы, музыканты, остались на местах. Не то чтобы мы были менее суеверны, чем остальные, просто никто из музыкантов не решился самовольно удрать, как-никак своя компания. Поскольку мы остались и промокли до нитки, терять нам было нечего. Мы сложили инструменты под деревом, один из нас залез в яму, приладил крышку, другой в это время принялся копать, удлиняя яму, и общими усилиями нам удалось поставить гроб в правильное положение, затем мы взяли лопаты и закидали могилу землей.
В этом мире приходится делать всякую работу.
Воспоминание юности согрело мне душу, и я не стал затевать скандала. У всех у нас нервы были на взводе; если лошадь понесла, то кнут ей не поможет, только хуже будет. Пока остальные что-то беспомощно лепетали о предстоящих похоронах, я выработал программу действий. Однако не торопился навязывать свою волю. Я знаю, что за моей спиной они называют меня тираном и грубияном.
Глядя на этих неженок, я с удивлением подумал, что в наши дни, когда постоянно приходится сталкиваться с трудностями, многие люди умудряются жить в стороне от действительности, их занимают лишь их собственные мелкие проблемы. Хотел бы я поглядеть на них за рулем груженного доверху тягача на горных дорогах, где под колесами гололед. Крик ужаса — и они в пропасти.
Очевидно, то давнее происшествие на деревенском кладбище вспомнилось мне как нельзя кстати. Я стал понимать, что никогда нельзя раскисать, надо, невзирая на обстоятельства, всегда все выяснять до конца. И только когда в окружающем мире начнут твориться непостижимые вещи, человек может позволить себе впасть в панику. Поэтому-то я и принялся колошматить покойного Майка. Как высокообразованный человек, он должен был бы объяснить мне, что это за желтое облако, которое, подобно огромному языку, сползает вниз по краю карьера. Я чуть было не тронулся умом, когда увидел это вещество ядовитого цвета. Я был уверен, что сейчас желтая масса погребет нас под собой. Мы задохнемся и перемрем как мухи. Вероятно, именно Майк и люди одной с ним профессии сделали столько страшных изобретений — годами газеты трубили об атомной, водородной, нейтронной бомбе, о бактериологическом оружии и разрушительных лучах лазера — я ни черта не смыслю во всех этих делах. Мой разум воспринимает ружье и пулю. И не я один такой, темный и глупый. Не зря народ в больших городах переполошился, то и дело на улицы стекаются толпы, в душах людей смятение, они не могут оставаться в четырех стенах, собираются вместе, заполняют площади и требуют: остановите это безумие. Но всякие белые манишки и очкарики знай себе бормочут о закономерности цивилизации, черт знает каком-то там развитии и его неизбежности. И продолжают вынашивать в своем больном мозгу новые ужасы.
Так и Майк. Откуда мне знать, что он высидел в своей лаборатории, возможно, выращивал в колбе двухголового человека — в наши дни запасная голова может пригодиться, чтобы понять эту безумную жизнь; что, если именно он изобрел ядовито-желтый газ, который решили испробовать в месте нашего заключения, — ведь мы здесь как букашки на ладони. Но и сам он тоже с ужасом уставился на грозное облако, сползающее по стене каньона вниз, вероятно, плоды науки и на него самого нагнали страху, вот он и стал в одиночку распивать виски. А у меня при виде этого в глазах потемнело. Я просто должен был всыпать ему. Бог мой, до чего же он был жалок, даже не попытался дать сдачи.
Пока остальные переливали из пустого в порожнее, я думал. Болтовне надо было положить конец, и я предложил единственно возможный выход. Никто не спорил. Молча они забрались в кузов грузовика — перед этим обежав виварии, чтобы нацепить на себя что-то черное, если таковое у них имелось. Как-никак похороны.
Да и что бы они могли предложить! Флер попыталась было открыть рот, но передумала, поняла, что нытье и оханье неуместны.
Я объяснил им, почему тело Майка вместе с обгоревшей машиной придется столкнуть в кратер. Мертвая вода и мертвый человек принадлежат друг другу. Я придумал это не ради каких-то удобств. Я бы мог хоть голыми руками выкопать могилу в этой спекшейся земле. Но учтите, что Майк сам списал себя в тираж, в канцелярии тюрьмы душа его по-прежнему числится в списках. В следующий раз, когда мы пошлем заказ на продукты, там увидят, что распоряжения от Майка нет, и тогда жди посланцев из внешнего мира. Для несчастного Роберта, который свалился нам как снег на голову, смерть Майка чистое везенье. Мои слова вызвали негодующий ропот. Я успокоил их — в тюрьме, даже в том случае, если это тюрьма на открытом воздухе, посторонним находиться нельзя. Разумеется, комиссия начнет расследовать причину смерти Майка. Если мы зароем тело несчастного, его все равно вытащат на свет божий. Что бы там ни было, а осквернения трупа я не потерплю! К тому же, как объяснить, что не мы отправили Майка в огонь? Кто поверит нашим заверениям, что он сам врезался в мусорную кучу, машина взорвалась и он погиб? Должно быть, не избежать неприятностей и из-за отремонтированных машин. Члены комиссии разозлятся, начнут орать, дескать, здесь не кемпинг и раскатывать на машинах не предусмотрено правилами колонии. Нас отправили не в лагерь отдыха, а в забытое богом и людьми место поразмыслить над своими преступлениями и покаяться в грехах.
Таким образом, до прибытия комиссии мы должны переставить все пригодные машины на другие места и замаскировать их разным хламом.
Лучшего решения не найти, придется сбросить Майка вместе с покореженной машиной в мертвую воду; он навсегда исчезнет в глубинах кратера, мы же скажем, что, вероятно, на Майка нашло умопомрачение и он утопился. Неожиданно исчез, и поиски не дали никаких результатов. Держу пари, что ни один водолаз не согласится спуститься во внушающий ужас кратер, к тому же из-за одного исчезнувшего заключенного сюда не повезут плоты, насосную станцию и прочее оборудование. Главное, оставаться в своих показаниях единодушными. Может, хоть такая капля единодушия у нас найдется? Я задал этот вопрос и пристально посмотрел на каждого. Угрюмые фигуры не замедлили подтвердить, что разумнее всего поступить именно так.
И вот теперь мы, единодушные и укрощенные обитатели колонии самообслуживания, стоим на берегу кратера. Должен признаться, что и мое мужество на исходе. А ведь только что я был полон энергии, когда, взяв трос, зацепил с мусорной кучи обгорелые останки белого «мерседеса», за рулем — скрючившийся обезображенный труп Майка. Единственно правильное решение — погрести его вместе с машиной. Никто из нас не смог бы снять его с погнутой рамы сиденья. С большим трудом нам удалось протащить машину с Майком по буграм к кратеру. Я сам сел за руль и, призвав на помощь все свое умение, то нажимал на педаль газа, то переключал скорость — у этого легкого грузовика не было запаса мощности, покореженную машину пришлось волочить, ведь шины у нее обгорели. Я боялся, что грузовичок не сможет выполнить работу трактора. В зеркало заднего вида я заметил оставленные на земле глубокие извилистые борозды, завтра надо будет их выровнять. На одном из пригорков капот грузовика, тянувшего изо всех сил, приподнялся кверху. Я скомандовал остальным забраться на крышу кабины — для противовеса, одна лишь Флер покачивалась в кузове машины. Маленький грузовик выполнял тяжелейшую работу, вот какой груз пришлось ему тащить после того, как он был списан на лом! Мотор гудел и ревел, из-под крышки капота валил дым — однако ничего, выдюжил.