Шокирует, да?
— Эй, Неразрушимый, — воркует она, выпячивая грудь вперед, чтобы я мог полюбоваться ее грудью под застегнутой на пуговицы белой рубашкой. Длинные белые волосы, яркие голубые глаза, идеальный загар, тонкая талия и бюстгальтер с огромным пуш-апом. Да, она бы прошла в «Плейбой» без кастинга.
Я знаю, что вас интересует. И я отвечу — да. Я спал с ней. С вашей стороны — хамство, спрашивать меня об этом столько раз.
— Эй, Лесли, — моя ухмылка заставляет ее вздохнуть.
Дин давится смешком, и я слегка толкаю его локтем, чтобы он заткнулся.
— Как обычно? — Она тянется за стаканом, зная, что после тренировки мне нужен протеиновый коктейль с арахисовым маслом.
— Ага. И принеси ребенку то, что он захочет, — мои глаза мечутся назад к нему. Когда Дин одаривает меня молчанием, это то, что я уважаю, но и то, что слегка раздражает меня. Я поощряю его. — Назови ей то, что ты хочешь.
— Я не…
— Называй.
Он снова сжимает губы в тонкую полоску, и над его бровью появляется морщинка.
Ребенок такой же упрямый баран, как и я. Ооо… не начинайте. Я здесь пытаюсь творить добро.
Пока Лесли делает мой коктейль, парнишка пялится на разноцветное меню, которое занимает всю стену позади нее. Он наконец-то решает в пользу двойного сэндвича с индейкой и различной начинкой. Пока Лесли готовит его еду, она поглядывает на меня через плечо, всасывая нижнюю губу в рот и соблазняя меня.
— Так что… Неразрушимый… у тебя есть планы на завтра? — протягивает она, смазывая сэндвич горчицей.
Она знает, что я люблю потрахаться в ночь перед боем. Может, раз или два, она становилась моим выбором в такую ночь. И может, я раз или два раза оприходовал ее на полу в этой закусочной после закрытия. И на прилавке. И возле плиты. Знаете, ваше чрезмерное любопытство выйдет вам боком.
Я давлюсь смешком, но не отвечаю ей. Вместо этого я протягиваю двадцатку, и она, как всегда, отказывается от нее.
— Ты знаешь, что твои деньги здесь не приветствуются, — она ставит перед Дином его поднос, а потом облизывает губы, глядя на меня. — Но ты знаешь, что приветствуется…
Да. Сучки обычно говорят мне фразочки подобные этой.
— Хорошего дня, Лес, — я отворачиваюсь от нее, бросив пару баксов в банку для чаевых, зная, что если я попытаюсь сунуть ей двадцатку, она вытащит ее и вернет мне обратно.
Мы с Дином плюхаемся в угловую кабинку. Когда усаживаемся, он начинает:
— Ты ведь знаешь, что она пытается залезть в твою постель, да?
Откидываясь назад, я поднимаю свой коктейль.
— Они всегда пытаются залезть ко мне в постель, ребенок.
— Мне не стоило удивляться, — он откусывает от своего сэндвича. — В конце концов, ты единственный и неповторимый Неразрушимый.
Я пожимаю плечами и вытягиваю одну руку, кладя ее на спинку дивана, прилагая все усилия, чтобы избежать Лесли, которая трахает меня глазами в надежде, что это пробудит во мне желание трахнуть ее.
Чего я не сделаю. Есть лишь одна девушка, чье тело я хочу трахнуть, и она хочет, чтобы я сделал ее своей. Заклеймил ее как свою единственную. Разве я уже этого не сделал? Мы ходили на свидания. Да, больше одного раза. Я оставил всех других девушек… А это немалое дело! Ей ведь не нужно, чтобы я назвал ее своей девушкой, или что-то в этом роде, так ведь?
— Так тебе не нравятся женщины?
Я быстро выпаливаю:
— Что?
— Та девушка, — он указывает головой в сторону Лесли, — хотела тебя трахнуть.
Наблюдательный засранец, не так ли?
— А ты не выглядишь заинтересованным. Гей?
— Я похож на гея?
Дин замедляет свой процесс пережевывания и качает головой.
— Нет. Но ты не похож на тот тип парней, кто отворачивается от горячей девочки.
Мои глаза следуют в сторону Лесли, которая обслуживает очередного посетителя.
— Не похож…
— Так в чем же дело?
Его вопрос заставляет меня сжать челюсти.
Вы точно знаете, в чем дело.
— Самая горячая в мире заучка надела самый горячий в мире наряд, и я пропал, — воспоминание о Макс, о ее первом выступлении в качестве ринг-гёрл заставило меня прикусить губу, потому что мой член начал оживать. Я как обычно поправил себя.
— Так у тебя есть девушка?
— Нет.
— Что это значит?
Я не мог заставить этого ребенка заговорить со мной, а теперь он превращается в журналиста из People и копается в моей личной жизни ни с того ни с сего? Вы, бл*дь, серьезно?