Прислонившись к стене, я ладонями прикрыла глаза и снова всхлипнула. Как же мне все это надоело. Надоело быть униженной, зависеть от кого‐то, надоело постоянно терпеть всякие гадости. За что мне это?
― Эй, девица, ты чего? От Воскресенского что ли? Не знала куда идешь? ― я оторвала руки от лица и посмотрела на вахтершу, которая тоже не стеснялась в выражениях.
― Да идите вы все к черту вместе со своим Воскресенским! ― зло прорычала я, и выбежала из подъезда.
Как же противно от всего этого!
Стоило мне оказаться на улице как в лицо ударил холодный ветер вместе с колючими снежинка. Я зажмурилась, всхлипнула и пошла в сторону дороги. Зачем я туда шла не знаю, но стоять на одном месте тоже было не лучшим вариантом. Хотя, с какой стороны поглядеть. В идеале лечь на землю, замерзнуть и умереть. Все равно никто не вспомнит.
Совсем скоро мои слезы начали превращаться в ледышку. Зуб на зуб не попадал и наверняка губы уже посинели от холода. Мне просто хотелось орать от боли и беспомощности. Но какой в этом смысл если раде родному человеку на меня плевать.
Споткнувшись, я рухнула на землю, больно ударившись подбородком. И не сдержавшись, кулаком ударила по покрытому снегом асфальту. Перевернулась и спиной завались на землю. Плевать. На все плевать. Я хотела умереть. Ведь завтра меня ничего не ждет.
К мамочке хочу. К единственному человеку, кто меня когда‐то любил.
К мамочке.
Резкий рывок за пальто, и я делаю глубокий вдох, словно вынырнула из‐под воды. Распахнула глаза и мир перевернулся.
― Идиотка, ты что творишь? С ума сошла, дура?
― Я еще не умерла?
― Я тебя сейчас сам убью, больная. Нахер ты свалила из дома и лежишь на земле? Жить надоело?
― Надоело.
― Бл*ть, когда же уже все будет нормально? Зачем ты создаешь сейчас проблему? Все же было хорошо ночью.
― Может, потому что я твоя очередная шлюха?
― Шлюха? ― вдруг задумчиво произнес он. ― Ты не шлюха, ты дура.
Он перехватил меня за руку и поволок в сторону подъезда. А я и не заметила, как вернулась сюда.
― Дима, не надо.
― Что не надо? Ты замерзла, вся синяя от холода.
― А ты обо всех своих подстилках заботишься?
Он резко развернулся, и схватил за лацканы пальто. Надо же, мои волосы превратились в сосульки.
― Что произошло? Почему ты сбежала из квартиры?
― Я не сбегала, ― ответила дрожащими голосом понимая, что снова счастье не на моей стороне. Не удалось мне умереть в сугробе.
― Пошли. Дома все расскажешь.
Дима снова потащил меня к подъезду. У меня больше не было сил упираться. Все тело замерзло, и мне просто хотелось рухнуть на землю. И уже в квартире, ощутив невероятное тепло, я не удержалась и рухнула на пол.
― Да что б тебя, Настя! Ты же могла сломать что‐нибудь.
Я разлеглась звездочкой, чувствуя под собой теплый пол.
― Димочка, зачем я тебе? Ну умерла бы, никто бы и не вспомнил.
― Кажется, ты мозги себе отморозила, дура.
― Хм… а твой папа сказал, что я шлюха.
― Папа? Он что здесь был?
Удивлен? Но почему? Разве у них такое не часто случается?
― Денег предлагал за секс с ним.
― Черт! ― выругался Дима и принялся стягивать с меня пальто. ― Прости. Он… проклятье! Просто он не знал кто ты. Ты из‐за него ушла, да?
Скинул мои сапоги и принялся руками растирать ноги.
― Он видел меня голой, ― говорила, а сама мыслями была где‐то далеко. ― Полностью голой. Рассматривал с удовольствием.
― Какого хера? Млять, да ты вся холодная.
― Я же шлюха. Мне можно.
Глава 6
Час от часу не легче.
Когда припарковался на стоянке сразу не поверил глазам. Думал может мешок строительный какой лежит, но на всякий случай решил проверить. И как же я охренел, когда увидел на земле Настю. Я даже предположить не мог, что это она. Ехал домой, радовался, что она ждет меня, возможно, готовит ужин. А вместо всего этого она лежит в снегу! Я ужасно на нее разозлился. Как можно быть такой беспечной к собственному здоровью. Как она вообще здесь оказалась?! Зачем лежит на земле?
Но когда она в квартире рассказала о визите отца, я едва ли не взвыл от злости. Нет, отношения у нас были прекрасные, даже более чем. И тут я понимаю, что он подумал будто эта девушка одна из тех, что обычно меня радуют. Но как он мог подумать такое о Насте? Он же знает, что шлюх я в эту квартиру никогда не приводил. Черт! Как посмел выгнать мою девочку.
― Ты не шлюха, Настя. Слышишь меня?
Я подхватил ее на руки, и понес на кровать. Девочка дрожала и была вся холодная. Я боялся, что она может заболеть, и это могут иметь серьезные последствия.
Уложив Настю на постель, стянул с нее вещи и принялся растирать. Срочно нужно было согреть, и я очень надеялся, что это поможет.
― Настя, пожалуйста, разминай пальцы, ты должна двигаться, тебе нужен теплый кровоток. Немедленно! ― закричал я, заметив ее безразличие.
Сам быстро смотался в кухню и включил чайник. А потом вспомнил, что при охлаждении важно окунуть руки в теплую воду.
― Пойдем, милая, руки надо намочить теплой водой.
― Дим, зачем ты со мной возишься?
Я замер и посмотрел ей в глаза, в которых отчетливо читалась боль.
― Я люблю тебя, дура.
Ее ротик приоткрылся в изумлении, но не смог произнести и слова. Не удивительно. Да и обратных признаний я не ждал. Тем более сейчас.
Помог ей встать на ноги и провел в ванную. Настя некоторое время стояла у раковины и мочила руки теплой водой. Я успел приготовить для нее чай, и поставил варить бульон.
Еще не хватало, чтобы она заболела! Черт, не прощу себе этого. Не прощу.
Целый день на нервах. Сначала у друга жена попадает в больницу, их потеря ребенка, потом Настя. Ну почему все это происходит вообще? Еще и как раз перед праздниками. Совсем все иначе должно было быть, но нет же, кому‐то свыше нужно было, чтобы все случилось именно так.
Закурил. Спустя час Настя заснула. Я закутал ее в одеяло, и включил приглушенный свет.
Какой‐то сюр, честное слово.
Набрал номер отца.
― Слушаю, сын.
― Па, ты накосячил.
― Ты о чем? ― представил ее нахмуренные брови, и хмыкнув, затянулся сигаретой.
― Я о Насте. Это же она, моя Настя, которую, которую я люблю, пап.
― Пи*дец. Ты сейчас не шутишь?
― Я не знаю, как ты будешь извиняться перед ней, но тебе придется это сделать.
Я сбросил вызов и устало откинулся спиной на стену.
Новый год, бл*ть!
Повернул голову к девушке. Она все так же тихо сопела укутанная в одеяло. Маленькая, хрупкая, нежная. Белокурые растрепанные волосы лежали на подушке, ладонь под щекой, слегка приоткрытые пухлые губки. Моя особенная.
Сука и какого хера она из‐за меня пострадала! Ненавижу себя. Идиот! Я должен быть с ней, а не шляться везде где только мог. Но и там друг с личной трагедией, и я не мог его оставить. А Настя, она даже не упрекнула меня, что я не рядом. Настолько привыкла быть одной? Привыкла сама себя отстаивать и защищать? Но разве это правильно? Красивая молодая девушка и всю жизнь сама за себя. Нет, определенно нужно что‐то менять. Она не должна страдать ни по моей, ни по чьей‐либо вине. Она должна быть счастлива. Ее глаза должны сиять от радости, а не от слез. Она такая особенная и так сильно страдает.
Вдавил окурок в пепельницу, и потушив на кухне свет, пошел к Насте. Утро вечера мудренее.
Сбросил одежда, и улегшись на кровать, притянул девочку к себе. она что‐то прошептала во сне, и сама удобнее разместилась на моей груди. Господи, как же приятно, когда девушка, от которой ты без ума, прижимается к тебе как к самому родному.