Я почти пришел. Наши окна были темные. Все правильно. Элеонора сейчас не может быть дома. Она там… с матерью. Звонит мне время от времени.
Никуда не убежишь…
Я поднялся на свой этаж, открыл дверь, вошел. Включил свет в коридоре. Огляделся. Изменений не заметно. Только грязь у порога.
Послышались шаги. Из гостиной вышла Элеонора. В мятой сорочке, с заплаканным лицом. Смотрела на меня с благодарностью. Подошла, обняла.
— Я лежала и думала, если он сейчас не придет, сойду с ума. И ты почувствовал… — пробормотала она севшим от слез голосом. Отстранилась, поймала мой взгляд: — Ты был у любовницы? У тебя ведь, конечно, есть любовница…
— Да ты что, с ума сошла? — измученно улыбнулся я, глядя на нее с тревогой. — Никогда не изменял и не изменю тебе, успокойся. — Я ощутил легкий прилив гордости. У меня появилась нормальная мужская тайна.
— А где ты пропадал?
— Напился и… отключился. Лежал в подъезде. Сам не могу в это поверить… Я… Удивительно, что не убили. И не раздели.
— Почему ты пьешь?
— Я не пью.
— Угу… Угу, ты не пьешь. А… ты пил с ним?
— С кем?
— С этим… Вадимом.
— Да, мы пили вдвоем, потом я ушел в магазин.
— Ты не знаешь, что здесь произошло?
— Что?
Элеонора шмыгнула носом, с горечью отвернулась, сложив руки на груди.
— Ты забыл положить мамины таблетки мне в сумку.
— Да? Я…
— Ничего страшного, все к лучшему…
— Как Антонина Петро…
— Нормально.
Я выдохнул, с облегчением посмотрел на себя в зеркало. Как на сообщника.
— А почему ты плакала? Что здесь случилось?
— Ну, я рассказываю… Таблетки остались здесь, пришлось возвращаться. Я открываю дверь, слышу звуки… Я подумала, это ты с любовницей… У меня голову обручем сковало… Захожу в спальню… Там… Вадим… Ты представляешь?.. С этой маленькой дрянью, твоей медсестрой. На нашей кровати… Меня чуть не вырвало… — Она снова отвернулась, замолчала.
— И что дальше?
— Я… заперлась в ванной… Он стал что-то говорить мне, я включила воду на весь напор… Тогда он попытался выбить дверь, но я так кричала… Я кричала ему такие вещи… Я… — она положила руку себе на голову, медленно перемешала волосы, со страданием глядя в никуда, остановилась задумчиво. Молчала.
Наконец решилась что-то сказать, но, посмотрев на меня, закрыла рот и с дурацкой улыбкой закивала головой, мол, жизнь такая штука. На глазах снова заблестели слезы, и она быстро ушла.
Есть территория, куда мужа не пускают. Я уставился в пол, на сердце ворочались жернова.
Я до сих пор стоял мокрый и в обуви.
— Ну а что было потом? — крикнул, разуваясь и снова глядя на свое отражение.
— Ничего, — донеслось в ответ. — Наступила тишина, я вышла. Никого не было. Я взяла лекарство, надела очки, побежала к маме. Хотела умереть.
Как приятно слушать. Хотела умереть из-за чужого мужика.
Я зашел в гостиную.
Элеонора, оказывается, постелила на диване и сейчас лежала, накрывшись одеялом, глядя в стену.
Посмотрела на меня, объяснила:
— Я не буду там спать. Мне противно. У меня мир перевернулся…
Я ободряюще улыбнулся ей.
— Сейчас приму душ и приду к тебе.
— Постарайся побыстрей…
В коридоре я осмотрел косяк ванной двери, стал раздеваться.
— Слушай, а ты помнишь, как на твой день рождения кто-то испортил покрывало кровью? Мы еще гадали, что там могло случиться, — крикнула Элеонора со своего места и, услышав мой ответ, продолжила: — Теперь я все поняла. Это были они… Эти животные…
— Может быть, — согласился я.
9
Снова утро.
Яичница, кофе. У Элеоноры — опять «стадия». Мне все безразлично.
Пошел на работу — наслаждаюсь бодростью просыпающегося городка. Плевать на перепады настроения жены, плевать на Лопатину и Вадима, даже думать не хочу, что там дальше. Плевать на чувство стыда за вчерашнее — развесил пьяные нюни, бегал под дождем, страдал, как полудурок.
Мимо проносятся машины, эпизодические люди торопятся, — жизнь закипает!.. Побеждает, благодаря движению. Ничего не страшно…
В кабинет пришел первый, чего не было давно. Сел за стол, вытянул ноги, руки закинул за голову. Жду, когда войдет Лопатина…
Появилась наконец.
Посмотрела на меня с пронзительным ожиданием, быстро отвела взгляд, как от своей гноящейся раны. Стала нервно надевать халат.
Мы молчали.
Я неотрывно и с подчеркнутым безразличием наблюдал за ней.
Она села за стол, сняла крышку с банки-аквариума, начала крошить корм.