13
— Если я узнаю, что ты спишь с ней, распорю тебе брюхо, клянусь.
Элеонора, видимо, сошла с ума. То и дело грозила мне, засыпала только с ножом под подушкой.
Мои попытки поговорить с ней заканчивались ее истериками, которых я опасался. Ложась спать, гадал — суждено ли мне будет проснуться? И не мог понять — думаю об этом всерьез или играю такими мыслями? Иногда мне представлялось, что она воплотила угрозу. Становилось приятно — потому что меня будут жалеть, а Элеонору посадят. Тем не менее, умирать не хотелось.
Обстановку в нашем доме разряжала Вера. Мы ждали ее, и она приходила к нам каждый вечер. Вместо гнетущего молчания недругов возникали азартные дискуссии сообщников.
Я рассказывал о том, как прошел день с Лопатиной, и мы обсуждали дальнейший план действий.
Лопатина сдалась не сразу. Рефлексировала. Говорила и говорила о своей скрытой боли, требовала объяснить каждый мой некрасивый поступок, давала понять, что нуждается в моей жалости, нежности и защите. Я отвечал, врал, играл, получал от этого удовольствие или уставал.
Наконец ее тактическое сопротивление иссякло. Мы подали заявление.
Лопатина лучилась счастьем и абсолютной беззащитностью. Видимо, жизнь никогда не приближала ее к тому, о чем она мечтала, и теперь девушка не знала, как правильно реагировать. Даже было жаль обманывать…
Но Вера сказала: «Мы благое дело творим. Она же несчастный человек, у нее никогда и ничего не будет. Пусть хотя бы месяц поживет в иллюзии. Она эти деньки будет вспоминать всю жизнь! Какое мы имеем право отнимать их?! Я, когда в зоопарк подрулила посмотреть на нее, — (у нас с Лопатиной было там свидание, и Вера об этом знала), — удивилась: улыбается, смеется, на человека похожа. И физиономия не такая страшная. А не будь всего этого, ходила бы сейчас как мумия… Разве не так?»
Так. Именно, как мумия. Я же ее знаю.
МОЯ мумия… Я оживил ее.
Когда мы расстанемся, я буду вспоминать ее с доброй грустью. Как собаку, которую усыпил. У меня не осталось раздражения к ней. Я стал добрее.
Я не стеснялся бродить с Лопатиной по городу. Я понимал, как невыигрышно смотрюсь рядом с ней. Но в диссонансе рождалась новая красота…
Лопатиной нравились неудачные комедии, дешевая поп-музыка и однотипные любовные романы. Раньше это вызвало бы у меня насмешку, а теперь казалось трогательным. Я учил ее. Рассказывал, какие фильмы мы смотрим с Элеонорой. Какие книги я иногда читаю. Пообещал сводить ее на концерт классической музыки. Правда, в нашем городе нет оркестра, и гастролеры тоже почти не бывают.
Я сказал ей, что найду деньги, и мы поедем посмотреть Париж. На какое-то мгновение сам поверил этому и воодушевился.
Мы общались на работе и после. Бродили по одним и тем же улицам, посиживали в одних и тех же кафетериях. Лопатина как-то вспомнила наше свидание за городом… Я сыграл под дурака, сделал вид, что не понял. На самом деле меня тянуло к ней, как парашютиста к земле. Но появился страх разбиться.
Мне требовалось время, чтобы разобраться в себе. Но времени не было, и разбираться не хотелось.
Просто не судьба. Но ничего страшного. Вместо Лопатиной придут новые женщины. Они будут сменяться, как ступеньки под моими ногами. Я буду подниматься к своей цели. Теперь я вижу ее. Я стану министром здравоохранения — для начала. Из меня выйдет блестящий политик. Избиратели полюбят меня, они придумают все сами. Возможно, я окажусь на вершине…
Но до этого еще далеко.
Лопатина пригласила меня познакомиться с матерью и сестрой. Я спросил: «Зачем? Тебе важно их мнение?» Она подумала и призналась: «Оно ничего не изменит». Я продолжил свою линию: «У нас с тобой все по-особенному. И с твоей родней я познакомлюсь в день свадьбы, не раньше. Как и ты с моей. После будет другая жизнь. А сейчас только наша. Ты — это только ты. Без людей и без времени. Потом это уйдет. Дай насладиться…»
Не знаю, что она подумала, но согласилась. Знакомиться с ее народцем мне было совершенно ни к чему.
По поводу свадьбы я сказал, что не будет никакого мещанства. Я не стану заезжать к ней домой и совершать обряды. Она со своими близкими подъедет на такси к Дворцу бракосочетания. Туда же подъеду и я с отцом и сестрой. Мы распишемся и поедем в ресторан. Даже зал снимать не будем, отметим небольшой компанией без песен и плясок. Потом всех оставим и вдвоем отправимся на дачу.
Лопатина восприняла такой вариант с облегчением.