- Да, не боись. Он такого же поля ягода. Разве ж, что из Неметчины. Стал бы я перед человеком не посвящённым, обличие менять, да к тебе в дом тащить...
- Ну, коль так... тогда милости просим. Вы уж не серчайте, мил человек. А, то времена у нас нынче...
Они занесли Фридриха в горницу и уложили, на предварительно освобождённую от расшитого покрытия, дубовую скамью.
- Помыть бы вас надо, - виновато потупив взор, сказала Марфа. - Дед, ты поможешь?
- Сама справишься доченька, мне уж пора... Я и так, уж, на цельный денёчек отстал. Нагонять бы надобно. - Сказал дед и направился к выходу.
У порога он остановился. Посмотрел на Фридриха и сказал:
- А, ты поправляйся скорее. Как на ноги встанешь, да окрепнешь совсем, пусть Марфа, тогда ко мне белку, с весточкой отправит. Вот тогда и свидимся. Да, поговорим. Может, чем и поможем.
Со двора, Фридрих услышал крик:
- Марфа! Запирай ворота. Не спокойно в лесу нынче.
Марфа вышла во двор. Фридрих понял, что это был предлог. Он, не смотря на боль и усталость, собрался, настроил свое восприятие. После чего, перенёс своё сознание к говорившим на улице.
- Ты доченька, его сильно не расспрашивай. Из беглых он. Тяжко ему сейчас.
- Хорошо, дед Берендей.
- С деревенскими, поаккуратней будь. Прознают, поползут слухи,... Нагрянут из НКВД. Беда большая может случиться. Так что хорони его от глаз чужих, как зеницу ока. И самой спокойней будет.
- Поняла я. Уж постараемся.
- Ну, бывай доченька. Если что, или помощь какая, кличь... Приду.
- Ладно, дед Берендей. Пойду я. А, то подумает, что что-то худое супротив него замышляем. Не гоже будет.
- Хорошо. Ступай доченька.
Когда дверь отварилась, Фридрих, чтобы не волновать женщину, сделал вид, что дремлет. Марфа засуетилась. Наносила воды. Помогла ему раздеться. И стала обмывать его мокрой ветошью.
После, Марфа опытными руками нашла места изломов рёбер и, производя аккуратные движения, еле слышно шепча заговор, устанавливала кости на свои места:
Боль пройди
Не стой
Не ной
Откуп Силой за тобой
Мать Земля - прими мой дар
Мёд, трава, ладоней жар
Дерево простит меня
Златом жаркого Огня
Поспеши, поторопись
Ветка хрустни - кость срастись
Она производила это так умело, что Фридрих даже не почувствовал боли. Было только странное ощущение, что всё происходящее, совершалось не с ним, а он был, лишь сторонним наблюдателем.
Затем Марфа приложила к больным местам травы, среди которых, к удивлению Фридриха были и те, которые не использовались для подобных целей в их роду. Потом знахарка стала обматывать его тряпьем. После каждого витка, она обмазывала ткань кашеобразным раствором из мёда, яйца, глины и других добавлений.
Он выпил, принесённый Марфой душистый отвар из глиняной чашки. Отвар был горячим, и он старался пить маленькими глотками, чтобы не обжечься. Скоро боль успокоилась, и немец смог без особого труда приподняться и сесть. Марфа принесла ему чистую и накрахмаленную, длинную льняную рубаху. Тело ощутило приятную свежесть. Фридрих, после долгих скитаний по лесу, чувствовал себя, обновлённым и свежим.
Через час они уже сидели за накрытым столом. На столе стоял казанок с тушёной картошкой и курицей, квашеные огурцы, капуста, резанный дольками, репчатый лук, простокваша и круглый каравай ржаного, ноздрястого хлеба.
Из буфета хозяйка достала графин с настойкой из черноплодной рябины. Налила Фридриху гранёную стопку. Себе наливать не стала. Она прикрыла глаза и шёпотом про себя проговорила набор каких-то фраз. На молитву это, похоже не было. Но гость почувствовал, как будто над столом зависла какая-то пульсирующая сила, исходящая прямо из земли, которую тут же, в себя впитали блюда с едой стоящие перед ними.
- Угощайтесь, мил человек. Вам теперь силушка надобна. Поди, отвыкли, от еды такой-то...
- Благодарю вас - ответил Фридрих и пригубил настойку. Вкус был потрясающий. Сладкое тепло растеклось по телу, возбуждая и без того, разгоревшийся аппетит.
Еда была сытной и вкусной. Когда чувство голода было уже утолено, Фридрих начал внимательно изучать хозяйку. Судя по словам деда Берендея, ей было лет двадцать восемь-тридцать. Но выглядела она на двадцать от силы. Одинокая трудная жизнь в лесу, не превратила её, как многих других в быстро увядающую дородную бабу. Марфа была среднего роста, достаточно стройная, для женщины выполняющей грубую физическую работу. Тёмно русые, густые волосы, были заплетены в тугую, толстую косу, которая спускалась до самой тали. Женщина была определённо красива. Только не та красота была присуща ей, которую так привыкли воспевать в прогрессивном человечестве. Красота Марфы была особенной, природной. В ней перекликалась красота человеческой натуры, и силы необузданных стихий этого дремучего края. Это было отражением лесной жизни, такой таинственной и манящей. Её глаза, цвета тёмной бирюзы, были настолько выразительны что, глядя в них, можно было впитывать тот магнетизмом, который она излучала. Судя по всему, это и есть истинно русская красота, подумал Фридрих.
Его мысли прервал вопрос:
- А как вы встретились с дедом Берендеем?
- Он спас меня от смерти.
- Вы его видели?... Ну,... Вы понимаете...
- Ах, в образе медведя? - догадался Фридрих. - Да. Именно так он меня и спас. А он, что оборотень?
- Оборотень? - смутилась Марфа. - А он мне сказал, что вы знаете...
- Знаете, что? Я знаю, что бывают люди оборотни. Но со времён гонений, а в последствии и Великой Инквизиции, им пришлось скрываться. И теперь встретить их стало практически не возможно. Даже я посвящённый, до этого дня их ни разу не встречал.
- Вы говорите странно. Я никогда не слышала про ваши Великие Ин...
- Инквизиция.
- Да. Да. Она самая. У нас, об этом народе - о берендеях, все знают. Они всегда жили с нами рука об руку и защищали от врагов. Вот только, последние несколько сотен лет, люди возгордились и перестали считать их за равных. И тогда они ушли в леса, где живут и поныне.
- А что, это за народ?
- Берендеи?... Те, которые превращаются в бера.
- В кого? - переспросил Фридрих.
- Ну, в бера. В медведя значит. Бер - медведь. Дей - делать. Берендей - это воин, делающийся медведем. Так, теперь понятно?
- Да, да. Я теперь понял. Мои предки называли их берсерками. Воинами оборотнями. Полумедведями которые были вооружены боевыми секирами. Очень страшные для врага были противники.
- Почему были? Да они и сейчас есть. Только вот, нынешнюю власть не очень жалуют. Потому и живут нелюдимы. Даже к нам редко выходят. И то чаще как медведи, а не народ.
- Чем же им новая Советская Власть не по душе? - удивился Фридрих.
- По началу объявились тут комиссары. Пропаганду проводить начали. Мол, старого строя нет. Теперь все равны. Мол, и вас как народ признаем. Только вот не такими уж добренькими они оказались. Да крови очень много было. И всё своей же, русской. После, власти над ними захотели влияние иметь, и среди них же, смуту сеять. Вот тогда и ушли в леса берендеи. Все как один.
- Ну, а как же дед?
- Дед? Он особый, - с теплотой в голосе заговорила знахарка. - Он добрый. Он у них как воин - отшельник. У него свой закон. Там, где, Правда, там и он. Как бабушка умерла, мне тогда семнадцать годочков было. Так с тех пор он меня и оберегал. Только вот последнее время редко наведывается. Видно тоже не легко ему.
Марфа с грустью вздохнула и начала убирать со стола. Фридрих сытый и умиротворённый, почувствовал, что его начинает клонить в сон.
- Спать будете на полатях - показала жестом Марфа - перину я убрала, вам пока не срастётся, на жёстком надобно.
- Да, да. Конечно. - Поспешил согласиться Фридрих.
- Тогда всё... ложитесь, - сказала Марфа и загасила лампу.
Начало новой жизни
По дороге в парк, при входе с левой стороны аллеи, Илья увидел кондитерский магазин. Мальчик так и прикипел к витрине. Сколько там было тортов и пирожных, красующихся друг перед другом, украшенные замысловатыми узорами из крема, желе, орехов и мармелада. Фантастическими цветами, они пленяли взгляды покупателей. Казалось, что они ведут между собой, своего рода турнир, за право оказаться желанной покупкой.