— Ох, Вильфруд, ты замечательный муж, но, честно, иногда напоминаешь мне маленького козленка. Подожди немножко, — говорит она и исчезает за толстым деревом, продолжая охоту за сморчками.
Вильфруд растерянно смотрит ей вслед.
«Женщины, — думает он. — Как же они любят водить мужчин за нос!»
Он бредет за женой в лес. Густая лиственная крыша над головой закрывает лунный свет — он едва видит, куда ступает. Захотелось позвать Этель, но спустя пару секунд он передумал: неправильно отвлекать ее во время поисков. Вместо этого Вильфруд представил жену, ее прекрасную гладкую кожу, аппетитные груди с острыми сосками, гнездышко между ног, мягкое, как мех...
Проходит пять минут, десять. Он вслушивается в звуки ночного леса, но не слышит ее шагов.
— Милая? — зовет он.
Этель не отвечает.
— Этель?
Вильфруд делает еще один шаг вперед.
— Ой!
Он спотыкается и падает.
«Какой же я неуклюжий олух», — думает он.
Должно быть, зацепился за корень или упавшую ветку. Вильфруд протягивает руку, чтобы помочь себе подняться.
И касается босой ноги. Встревоженный, он хлопает по ступне, поднимается выше...
В свете луны, пробивающемся кое-где сквозь листву, он видит, что Этель лежит ничком.
— Этель! С тобой все в порядке?! — Он пододвигается к ней, обнимает, чтобы приподнять.
Ее голова безжизненно свисает на плечи.
И он замечает кровь на ее лбу.
Нет!
Страх пробирает Вильфруда, он чувствует, как холодеет его кровь.
— Этель! Этель! Пожалуйста, очнись!
Позади него раздается голос:
— Не волнуйся, Поселенец. Она не мертва. Я ее просто вырубил.
В густой тени он замечает фигуру. Она возвышается над ним, но Вильфруд, ослепленный гневом, все равно пытается вскочить, чтобы защитить свою женщину.
Бац!
— О да. Суку я вырубил этой же бутылкой.
Удар вышибает из Вильфруда дух.
Вильфруд приходит в себя из-за неприятного звука, похожего на хрип. Перед глазами все плывет, словно он смотрит на мир через закопченное стекло. Каждый удар сердца отдается буханьем в ушах и вспышками боли в затылке. Проходит несколько секунд, прежде чем взгляд фокусируется и он видит...
На поляне, залитой лунным светом, лежит на спине Этель. Тучный мужик энергично двигается между ее раскинутых ног. Комбинезон сполз вниз, и бледные ягодицы дрябло вздрагивают в такт его движениям.
Внутри Вильфруда вспыхивает пожар, но крошечная часть его мозга успевает перехватить управление и обращается к логике.
«Что случилось?» — возникает мысль.
Боль в голове такая, словно туда вбили гвоздь. Они с Этель собирали сморчки? Да, ведь на подходе пикник клана. Она бросилась в темный лес по велению кости.
«Я нашел ее, — вспоминает он. — Она лежала, и... там был еще кто-то!»
Вильфруд вспомнил коренастую тень, тяжелый удар, мутное забытье и теперь...
Вот это.
Вильфруд понял, что привязан к дереву. Запястья сведены за стволом, их удерживает веревка. Вторая проходит прямо между его зубами и работает одновременно как кляп и удавка. В ужасе осматриваясь, он замечает, что рот Этель заткнут похожим кляпом. Все, что они могут, — слабо хрипеть, а значит, никто их не услышит.
Мужчина, насилующий его жену, смотрит через плечо.
— О, смотри-ка, милая. Твой муж, наконец, проснулся. — Толстая рожа гадко ухмыляется. — Привет, Вильфруд! Ты же не возражаешь, чтобы я оттрахал как следует твою женушку, да?
Вильфруда трясет от ярости. Он узнает дородное лицо — это Джуниор, один из мальчиков Коудилла. Вильфруд борется с узлами, но бесполезно. Веревка только сильнее врезается в запястья, а когда он пытается кричать, из глотки вырывается невнятный хрип.
Хрипы Этель эхом отдаются в ушах Вильфруда. Джуниор душит ее кожаным шнуром от подвески. Он стягивает его, пока лицо Этель не темнеет и язык не начинает вываливаться, и тогда Джуниор отпускает шнур, чтобы она не потеряла сознание и не умерла. Он хочет, чтобы она была в сознании.
Но почему он это делает?
И что будет, когда он закончит?
Джуниор похрюкивает, закручивает шнур, резко двигается два-три раза и замирает.
Вскочив на ноги, он подтягивает комбинезон и отряхивается.
— Не самая лучшая штучка, которая у меня была, но не так уж плоха. Для старушки. Сколько ей, Вильфруд? Около шестидесяти? Мне нравятся помоложе, десять-одиннадцать лет, но на безрыбье... все лучше, чем ничего, а?
Джуниор извергает из себя поросячий визг, который заменяет ему смех. Закончив, он вновь бросает жадный взгляд на неподвижную Этель.