Это был президент, который лишь за несколько лет до этого проталкивался сквозь толпы, помогая себе руками. Он любил политику, жаждал власти. Он жил в Вашингтоне с 30-х годов, сформировал себя по образу своего идола Франклина Д. Рузвельта и, нет сомнений, надеялся войти в историю вместе с ним как один из почитаемых американских лидеров XX столетия. Но из-за Вьетнама приветствия в его адрес заглохли, и он возвращался в Техас побежденным человеком.
Я пожал его руку и пожелал ему счастливого полета. Он кивнул, сделал несколько шагов, затем повернулся, взглянул назад на меня и сказал: "Спасибо, что пришли".
Несколькими минутами позже он направился домой в последний раз на борту самолета ВВС № 1.
Был, правда, один сенатор, отсутствие которого бросилось в глаза в этот послеобеденный час на аэродроме базы "Эндрюс", — Ралф Ярборо. Я не заметил этого, но Джонсон, кажется, заметил. Друзья-демократы сказали мне, что в течение следующих двенадцати месяцев Ярборо написал Джонсону два длинных письма, чтобы объяснить, почему он там не был. У сенатора была причина для беспокойства: он готовился к переизбранию в 1970 году и не мог позволить, чтобы Джонсон был настроен против него.
Бывший президент удалился в свое владение на Педернейлс-Ривер. Через общего друга Овету К. Хобби до меня дошла весть, что Джонсон оценил мой приезд на аэродром базы "Эндрюс". Затем на одной публичной церемонии в Хьюстоне, где мы оба присутствовали, он пригласил Барбару и меня нанести визит на его ранчо. Мы вылетели туда на один день и испытали, что такое легендарная поездка по ранчо, которую Линдон обязательно совершал со всеми своими гостями. Это была гонка по разбитым дорогам в белом "линкольне" со скоростью 130–140 километров в час с нашим хозяином за рулем и машиной секретной службы, пытавшейся не отстать от нас.
Мы говорили о политике, но лишь в общих чертах. Он спросил о моем отце. Они вместе служили в сенате и уважали друг друга, оставаясь на противоположных политических позициях. Говорили также о том, как идут дела при администрации Никсона. Но ничего конкретного. В ту поездку — ничего.
Но в следующий раз мы вели именно специфический разговор. По Техасу циркулировали слухи, что Белый дом хочет, чтобы я снова выступил против Ралфа Ярборо. Президент Никсон и другие стратеги партии, включая таких техасских политических лидеров, как Питер О'Доннел, рассматривали кресло Ярборо в сенате как место, которое мы можем занять в результате общенациональных промежуточных выборов. Считали, что единственной причиной, по которой я не побил Ярборо в 1964 году, было то, что он "сидел на фалдах джонсоновского фрака". Шесть лет спустя он казался более уязвимым, чем когда-либо. Спекуляции о моей возможной борьбе за место в сенате начали проскальзывать в интервью, когда я посещал Техас. Не заинтересован ли я? Не откажусь ли я от моего места в палате ради выставления своей кандидатуры в сенат?
Правда же заключалась в том, что я еще не принял решения. С одной стороны, либеральное прошлое Ярборо еще шло вразрез со взглядами большого числа техасских демократов… Но…
Это были промежуточные выборы — что всегда неблагоприятно для партии, сидящей в Белом доме, — и страдала экономика; а эти два серьезных фактора работали в 1970 году в пользу демократических кандидатов.
У Джонсона и у меня было много общих друзей. Один из них предположил, что было бы хорошо спросить совета бывшего президента, стоит ли мне выставлять свою кандидатуру в сенат. Я не был настолько наивен, чтобы думать, что Джонсон, как бы плохо он ни относился к Ярборо, станет когда-либо поддерживать республиканского кандидата, но возможность узнать его мнение на этот счет была слишком заманчива, чтобы ею пренебречь. Джек Стил, мой хьюстонский друг и человек, оказывавший мне поддержку с тех пор, как я впервые занялся политикой, и я слетали на ранчо бывшего президента.
На этот раз визит не включал большой автомобильной гонки, поскольку Джонсон ждал приезда других гостей, включая одного из моих коллег-демократов по палате представителей Джейка Пикла. Я взял быка за рога. Наш хозяин сказал, что да, он слышал о возможном выдвижении моей кандидатуры, но (как я и ожидал) он — демократ и будет всегда поддерживать демократического кандидата в любой избирательной кампании. Конечно, у него есть друзья, которые вольны делать, что им угодно.
"М-р президент, — сказал я, — мне еще предстоит принять решение, и я хотел бы получить ваш совет. Мое место в палате гарантировано — в прошлый раз у меня не было оппозиции, — и у меня крепкое положение в бюджетной комиссии".