Юрка встретил нас не очень-то радостно. Он был бледный и постоянно хватался за сердце.
— Вот ведь, в мои-то годы. И вдруг приступ, — стал жаловаться он.
— Это потому, что Лена тебе ни грамма не позволяет, — объяснил ему Мишка. — А ведь каждому известно: без кайфа нет лайфа. — И он извлек из сумки, с которой собирался ехать в командировку, початую бутылку ликера.
— Нет, — замахал руками Юрка. — Врач сказал: ни в коем случае.
— Так это же лучшее средство от сердца. Целебный яичный ликер, — сказал Алик. И достал вторую, купленную им бутылку «Advocaat’а». — А ты небось химией, таблетками себя травишь?
— Нет, нет, — мотал головой Юрка, — не могу. Болею я. Ни пить, ни курить…
— Да брось, — начал урезонивать его Алик, — пить и курить только по отдельности вредно. Никотин сужает сосуды, а алкоголь расширяет. Значит, в целом ничего не происходит. А как приятно!
Пока он увещевал больного, мы с Мишкой достали рюмки и тарелки. Юрка нашего намека не понял.
— Все, все, навестили и уходите. Скоро Лена вернется.
Но Мишка знал, чем его пронять. Отпил глоток отвратительного ликера и зацокал языком:
— Прекрасно! Изумительно. Вот это вкус!
И Юрка не выдержал:
— Ладно, дайте пригубить.
Однако, отведав напитка, сморщился.
— Отвратительно!
— Все лекарства горькие, — наставительно сказал Алик.
После этой удачной шутки Мишка прямо-таки закатался по полу от хохота и сделал предложение выпить за то, чтобы Юрка справился с болезнью и дожил до Нового года, тем более что ждать всего ничего — пять месяцев. Мы выпили, и я совсем было собрался уйти, поскольку на закуску Юрка предложил лишь пачку печенья «Шахматное», но Алик и Мишка встали у двери и преградили мне дорогу, а Юрка достал из холодильника две бутылки «Ркацители», якобы приготовленные его супругой для встречи с подругой, которая приезжала в воскресенье из другого города. Мы все были тронуты этим его широким жестом и еще раз выпили за дружбу. После этого я позвонил в редакцию и сообщил, что приехать не могу, так как навещаю больного товарища. Мне посочувствовали, а я попросил ознакомить меня с набранным текстом моей статьи прямо по телефону. В трубке то шипело, то трещало, к тому же Алик дышал над ухом, переживая за будущую публикацию о своей возлюбленной, и в конце концов я перестал вслушиваться, а лишь время от времени повторял: «Так, так». Потом, зажав микрофон рукой, предложил тост за то, чтобы статья вышла в свет без ошибок и опечаток, и за будущее счастье Алика. Друзья меня поддержали.
На другом конце провода закончили читать и сказали: «Точка. Конец», а я сказал: «Спасибо большое», и с сознанием исполненного долга повесил трубку. Тем временем Мишка опробовал магнитофон, выданный ему для работы в командировке.
— Напоем популярные песни, а потом будем слушать, — раздухарился он. — Устроим вечер хулиганской частушки.
Включили магнитофон и начали концерт:
Как у наших у ворот,
У моей калиточки,
Удавился бегемот
На зеленой ниточке.
— Это я про своего начальника. Про бегемота толстенного. Чтоб он удавился! — кричал Мишка.
Было очень весело, но сухое подходило к концу.
— Не послать ли нам гонца за бутылочкой пивца? — то и дело осведомлялся Алик.
— У тебя же игра завтра, — говорил я.
— Ничего, — успокаивал он меня, — водочки для обводочки и пивка для рывка — очень даже хорошо…
Стали бросать на пальцах — кому ехать, но потом, чтобы не разлучаться, решили отправиться всей компанией. Юрка, правда, хныкал, что болен, но по улице бежал даже быстрее нас.
— Давайте не отставайте, — повторял он, — а то Лена скоро вернуться должна, а у нее ключа от входной двери нет. Она не захватила, знала, что я дома и никуда не денусь.
Поймали такси.
— Катай нас по городу! — велел шоферу Ми\аил. — Все командировочные — на алтарь дружбы.
Юрка визжал и протестовал и опять твердил, что нужно спешить. Но мы все же сделали несколько виражей по наиболее красивым улицам, а потом причалили к дежурному «Гастроному».
Купили шесть бутылок шампанского и два коньяка, а когда стали набирать закуску, Юрка с Мишкой заспорили.
— Примажем, что не съешь, — настаивал Мишка.
— Да съем, — повторял Юрка, — я сыру всегда очень много съедаю.
— Не съешь, — убеждал его Мишка. — Один мой знакомый триста грамм съел, а потом челюсти свело.
— А я съем, — говорил Юрка, — полкило запросто за один присест съем.
— Берем полкило?
— Берем.
Мы с Аликом оставили спорщиков и вышли на улицу.
— Подружки, возьмите мой член в игрушки, — тут же пристал Алик к двум проходившим мимо смазливым телкам.
Они захихикали.
— Девушки, поехали с нами, — стал уговаривать он их.
— Последнюю в 1848 году в Одессе трамваем переехало, — вдруг выросли перед нами трое крепких ребят. — Вы что к нашим бабам пристаете?
Силы были явно неравные, даже при спортивном сложении Алика. Но тут из магазина выскочили Мишка и Юрка, который обеими руками прижимал к груди трехлитровую банку варенья. Они подоспели как раз вовремя.
— Чи-и-иво? — сказал осмелевший Алик приставшим к нам наглецам. — Никогда руками за живот не держались?
— Может, вам зубы жмут или глаз у кого лишний? — полюбопытствовал Юрка, поднимая банку над головой. Эта банка, похоже, произвела на нападавших самое сильное впечатление. Они дернули от нас пулей. Тут же мы откупорили бутылку шампанского и выпили за победу.
— А варенье зачем? — спросил я.
— Лене. Она вишневое любит, — сказал Юрка. — Хочу хоть так свой проступок искупить. Она ради меня на другой конец города за лекарствами потащилась. А мы ее вино из холодильника выпили.
По дороге к метро, опьяненные силой единства, мы обнимались и целовались, и, войдя в метро, продолжали обниматься и целоваться, и только метров за десять до автоматов, возле которых стояли милиционер и контролерша, разомкнули объятия и, стараясь ступать как можно более уверенно, преодолели препятствие. На эскалаторе снова обнялись и облобызали друг друга. Тут, неизвестно почему, Мишка помрачнел.
— Нет, вы не настоящие друзья. Вы нас бросили, — тщательно выговаривая каждое слово, начал он выставлять претензии мне и Алику. — Бросили нас в магазине, в самый ответственный момент, когда надо было покупать закуску. А вот мы за вас заступились, полезли в драку. Он же больной, его ударить могли… А он не побоялся…
— Да не бросал вас никто, — стали убеждать его мы.
Он не унимался:
— Нет, ну вы гады после этого — друзей бросить… Я к вам после этого всякое уважение потерял.
— Потерял — ну и иди отсюда, — вдруг сказал Алик. — Проваливай вместе со своим больным другом. Только коньяк оставь.
— Еще чего, — сказал Мишка, — вот идите сами и стойте в очереди. А нам с вами, и верно, не по пути. Мы на такси поедем.
Мы как раз спустились вниз, к поездам. Но Мишка сгреб Юрку в объятия, и они пересели на эскалатор, который ехал вверх.
— И пусть катятся, — сказал Алик. — На своем такси. А мы люди простые. Жалко, они коньяк увезли. Но ничего, мы что-нибудь придумаем.
Мы поцеловались.
— И без них доедем, верно? — говорил он.
— К тебе? — спрашивал я. — Или ко мне?