Валентина достала из ящика стола листок бумаги и протянула его Кронину. Там в столбик ровным четким почерком были записаны фамилии мужчин. Все фамилии были знакомыми — это видные граждане Зарубинска. Одни из них богаты, другие облечены властью. Напротив каждой фамилии — по два-три телефонных номера. Вероятно, домашний, рабочий и номер сотового телефона. Всего десять фамилий. Какое отношение они имеют к убитой женщине? Это ее любовники? Зачем составлен этот список? Для шантажа? И почему Алина его прятала? Чтобы муж не увидел? Или кто-то из шантажируемых охотился за этой бумажкой? Но если так, тогда бы этот «кто-то» не убил ее прежде, чем завладел бумажкой. Да и потом, ну какой компромат может представлять собой обыкновенный список фамилий и телефонов влиятельных людей? Мало ли для какой цели можно его составить? Может, она искала спонсоров…
— Это почерк ее? — спросил Кронин у девушки.
— Да, — кивнула она.
— А что вы сами думаете по поводу этого документа?
— Даже не знаю, — пожала плечами Валентина.
— Как сестра объяснила вам: зачем ей нужно, чтобы вы подержали эту бумагу у себя?
— Никак не объяснила. — Валентина выглядела слегка смущенной. — У нас ведь, знаете, были отношения не ахти какие…
«Еще бы!» — подумал Кронин.
А вслух спросил:
— Она вам не могла простить? Все десять лет?
— Да не то чтобы… Она больше винила Евгения. Но все равно… В общем, ей неприятно было меня видеть.
— Но вы ведь все равно ходили к ним?
— Да и она сюда приходила. Но не очень-то часто.
— Ваша мама по-прежнему пьет?
— Да теперь меньше. Совсем мало. Ей ведь уже седьмой десяток. Но Алина ее не любила.
— А вы?
Девушка помолчала.
— Не знаю. Жалко ее как-то. Да и болеет теперь часто. Но она сознает… Старается… Работу не бросает, чтоб не сидеть на моей шее.
— Алина вам не говорила, что скоро разбогатеет?
— Разбогатеет? — Девушка удивленно посмотрела на него. — Не-ет. С чего бы?
— Ну ладно. Я заберу эту бумажку. Не возражаете?
— Конечно, нет.
Виктор Петрович встал и направился к выходу. У самой двери он остановился и спросил:
— Валентина, еще раз хорошенько припомните, что именно сказала вам Алина, когда отдавала эту бумагу.
Девушка глубоко вздохнула, подняла голову кверху и надолго задумалась.
— Значит, так. Это было тридцатого апреля, в среду. Она зашла сюда после работы, часов в шесть. Принесла матери какое-то лекарство от давления… Мать предложила ей поужинать, она отказалась. Я была в комнате, она сюда зашла, сама открыла этот ящик стола, потом показала мне листок и говорит: «Я кладу вот сюда, под документы, этот листок. Пусть полежит пока несколько дней. Никому о нем не говори. Если кто спросит: не отдавала ли я тебе что-нибудь, скажи, что нет».
— И я вам посоветую то же самое. Если кто будет спрашивать, вы ничего не знаете ни про какой листок бумаги с фамилиями. Но мне позвоните в этом случае немедленно и опишите человека, который будет задавать вопросы, хорошо?
— А меня не убьют?
— Я думаю, что никто не знает о том, что этот листочек побывал у вас. Иначе бы давно уже наведались. Но если вдруг… Главное — чтобы они поверили: вы даже не понимаете, о чем идет речь.
— А мама?
— Она не знает о бумаге?
— Нет.
— Ну и прекрасно. Если какие-то люди и выйдут на нее, они сразу поймут, что так оно и есть.
Кронин вернулся в прокуратуру, вложил листок в дело об убийстве — Алины Савельевны Шиманской и глубоко задумался. Итак, подозрения против Светланы Федоровны Прибытковой оказались безосновательными. Он, разумеется, попросит оперативников проверить факт ее пребывания в Москве пятого мая. Если она, как утверждает, ездила туда по делам своего модельного агентства — они это выяснят. Но тогда кто, кроме нее, мог прихватить с дачи молоток? Лепницкие? Вполне возможно. Убийство произошло, по заключению судмедэкспертизы, приблизительно около половины девятого утра. На то же время указывает и соседка. Лепницкие заявляют, что выехали с дачи только в девять. Но это они так говорят. Проверить их слова не представляется возможным…