— Лия Андреевна — ваша подруга? — без всяких предисловий спросила Мира Степановна, глядя в упор на Ингу.
Она сидела во главе стола и нервно постукивала гелевой ручкой о столешницу.
— Можно сказать и так, — хмуро ответила Инга.
Лия Андреевна Балуева была той самой критикессой из Москвы, которая и устроила молодую актрису в этот театр. Критик — фигура важная для главных режиссеров. От статей критиков многое зависит — могут камня на камне от спектакля не оставить, а могут так расхвалить, что и премии удостоят. Мира Степановна отлично это понимала, однако же строптивая актриса пришлась ей явно не по нутру.
— А вы не очень-то хмурьтесь тут, — с откровенной злостью проговорила главная, — надо быть поприветливее с начальством.
— Я учту это, — усмехнулась Инга, посмотрев прямо в глаза своему руководителю.
— Да что вы о себе вообразили?! — Мира Степановна вскочила. — Вы думаете, если вы снялись в сериале в какой-то там третьестепенной роли, то мы тут перед вами должны на цыпочках ходить? Ошибаетесь, милая. Это вы будете передо мной и перед Виктором Сергеевичем на коленях ползать, чтоб вас оставили в театре, позволили хотя бы в массовке бегать…
Ее гневный монолог был прерван общим криком многих голосов в холле перед кабинетом. Инга мгновенно выскочила, вслед за ней — и сама Мира Степановна с возгласом:
— Что тут случилось?
Лица актеров были белыми от ужаса. Многие, перегнувшись через перила, смотрели вниз, кто-то из женщин продолжал кричать, кто-то рыдал и всхлипывал, мужчины казались перепуганными насмерть. Инга посмотрела вниз — там на цементном полу лежало в неестественной нелепой позе тело актрисы Тучковой. Признаков жизни в этом теле не было.
Следователь продержал всю труппу в театре больше трех часов. Актеров и обслуживающий персонал допрашивали, выясняли, кто и где находился в момент падения актрисы с пятого этажа, почему она там оказалась и кто в каких отношениях с ней состоял. Было такое ощущение, как будто предполагали убийство, а не несчастный случай. И в самом деле — зачем Тучкову понесло вдруг на пятый этаж? Кто-то сказал, что покурить. Но курили и здесь, на втором этаже, — в углу стояла урна, можно было спуститься на первый этаж, а можно — пройти по коридору мимо гримерных комнат, выйти на сцену и повернуть направо. Там тоже была лестница и на площадке все было оборудовано для курильщиков — и скамейка стояла, и урна огромная. Обычно там все и курили во время репетиций и спектаклей. Но Тучкова зачем-то поднялась аж на пятый этаж. Туда, как правило, забирались парочками, чтобы пошушукаться в спокойной обстановке, посплетничать или же посекретничать. Болтушка Тучкова не могла наверху уединиться, она вообще без компании не умела существовать. Но тогда кто и под каким предлогом завлек ее туда и сбросил с лестницы? И как этот неведомый кто-то остался незамеченным? Все это выяснить пока не удалось.
Около семнадцати часов актерам наконец разрешили разойтись по домам. Хорошо, что в театре к началу сезона уже работал буфет, так что по крайней мере люди не остались голодными — кто-то перекусил, а кто-то предпочел кофе с сигаретой. Поскольку Инга не курила, а есть ей совершенно не хотелось, она тоже взяла себе кофе и села в самый дальний уголок за свободный столик.
«Ну я и влипла!» — думала она.
Как хорошо, что во время происшествия у нее было алиби. Иначе — первая в списке подозреваемых. А как же?! Роль Анны обещали ей, а дали Тучковой. Вот и мотив для убийства. Зависть. Месть.
Она допила кофе и вышла из буфета. Тело Тучковой увезли, но на полу остался очерченный мелом абрис, вокруг сидели и стояли люди, двое мужчин в милицейской форме спускались по лестнице из кабинета главного режиссера, трое стояли здесь, внизу. На улице тоже была милиция, машины «скорой помощи» и, как водится на таких происшествиях, успела набежать толпа, даже местное телевидение вело съемки. Инга, спрятавшись за спины стоявших на ступеньках крыльца актеров, незаметно прошмыгнула к арке, ведущей во двор театра. Здесь были жилые помещения и располагалось актерское общежитие.
«Может, уехать? — думала Инга. — Пристроюсь где-нибудь в Москве — на телевидении или же на киностудии. Все равно кем. Можно ПомРежем, можно даже осветителем. Да кем угодно! Или на радио толкнусь. И буду шастать по театрам. Авось местечко и найдется где-нибудь».