— Нет. Хотя… Это было давно, еще на сборе труппы, месяц назад. Два актера сидели за моей спиной и шептались о том, что отдали бы зарплату за год киллеру, только бы он убрал Миру Степановну.
— Да?! И ты молчала до сих пор?
— Мне показалось — это было несерьезно.
— А кто они?
— Валерий Аверьянович Гудков и Игорь Александрович Замятин.
— А-а… — снова протянул Санек, — дохлый номер. Так, болтуны. Но совершенно безобидные.
— Ну ладно. Будем действовать как договорились, сказала Инга, поднимаясь. — Вы — по гостям ходить, я — в театре расспрашивать.
— Ты что — уходишь?
— Да пора уже.
— А у меня еще есть версия.
— Какая?
— Сядь и не дергайся.
Санек о чем-то напряженно размышлял.
— Я не решался… Ну да ладно. Только смотри — об этом никому.
Он вытащил из тумбочки пленку, вставил в паз видеомагнитофона и включил. Послышался шум, сдавленный смех, появились первые кадры. Съемка была любительской, камера прыгала в руках оператора, и вначале Инга не могла разобрать, что к чему. Выхватывались смеющиеся и, по всему видно, не очень трезвые физиономии, долетали отдельные фразы из общего шума.
— Все, тишина, — сказал вдруг кто-то, и в кадре появился взлохмаченный парень.
Голоса на мгновение смолкли.
— Я веду репортаж с гостиничного сексодрома! — кривляясь, выкрикнул парень.
Последовал новый взрыв хохота, камера снова заплясала в руках снимавшего. То, что дальше происходило на экране, повергло девушку в ужас. Это был, вероятно, двухместный гостиничный номер. На двух кроватях, разделенных проходом, валялись две совершенно голые девицы. Они были настолько пьяны, что могли только издавать какие-то нечленораздельные звуки. Трое парней, не считая того, кто снимал все это безобразие, забавлялись с девицами всевозможными способами, грязно ругаясь при этом и хохоча. Ингу едва не стошнило при виде мерзопакостного зрелища.
«Так он, выходит, псих? — подумала она об Александре. — Он мне показывает грязную порнуху, а потом…»
Она огляделась. Хозяина в комнате не было. Она схватила сумочку и на цыпочках стала пробираться к входной двери.
— Ты куда? — послышался грозный окрик.
В дверном проеме, загораживая проход, вырос Санек.
— Ты что, надумала улизнуть, чтобы всем рассказать, с какой я бабой жил?
— Пустите, — сдавленно, севшим от страха голосом сказала Инга, — я буду кричать!
— Не успеешь.
Санек бросился к Инге и зажал ей рот.
— Если ты тут вопить начнешь — меня точно посадят. Инга пыталась вырваться, колотила его по спине кулаками, но он крепко прижал к себе девушку и потащил назад в кресло. Доволок и бросил туда, как куклу. Инга, с вытаращенными глазами, хватала ртом воздух.
— Ты что?.. — тяжело дыша, спросил Санек. — Ты почему это убегала? Я же к тебе со всей душой, а ты… Все вы, бабы, предатели, все проститутки. Я давно это знал. Что с одной, что с другой жить — без разницы. Вы все равно все испоганите. Всю мою жизнь с дерьмом смешали. — Он опустился в кресло рядом и вдруг заплакал.. — Я эту пленку получил по почте. Мне прислали ее, когда мы с Веркой уже прожили три года. И я ей даже не сказал! Она не догадывалась, что я знаю!
Инга бросила взгляд на экран, где продолжалась пьяная оргия, и тут узнала в одной из девок Веру Васильевну Тучкову! Она была, конечно же, моложе, кроме того, худой — кожа да кости, — но узнать было можно. Ее лицо в этот момент было взято как раз крупным планом.
— Это она?! — воскликнула Инга невольно.
— Ну да. А ты что, не поняла?
— Нет, конечно! Я думала — просто порнуха.
— А я — маньяк, да? Вот почему ты испугалась. А я-то думал, что ты хотела незаметно улизнуть, чтобы всем разболтать.
— Зачем мне это нужно?
— Это она. С подругой. Была в вашем театре такая Валюшка-простушка. Они вдвоем и колобродили. А это на гастролях. Монтировщики их затащили к себе в номер, напоили и сняли кино.
Повисла неловкая пауза. Санек выключил видеомагнитофон.
— Вы знаете, — начала Инга, — я не могла спросить вас прямо, почему вы так неуважительно отзывались о собственной жене. Теперь мне ясно. Но… зачем же вы жили с ней?
— А где других-то взять? Да и привык. Поначалу мне льстило — артистка! Да еще и все время в главных ролях. На все ее спектакли ходил. Гордился. Думал — повезло. А потом как-то раз увидел ее пьяную. Какую-то премьеру отмечали, и она напилась прямо в зюзю. Еле домой довез. И — все. Кончилась вся любовь. И она после этого перестала разыгрывать светскую даму передо мной. То постоянно унижала перед всеми, делала замечания — не так сижу, не так ем, не так говорю. А после этого чуть только вскинется — я зыркну на нее, и точка. А то мог и в зубы дать, она это знала.