— Максимыч, — сказал он весело, — ну, мы идем к тебе. Готов нас встретить?
Положив трубку, он собрал какие-то листы бумаги в папку и кивнул Инге:
— В путь.
— А мы куда это идем? — с подозрением спросила Инга. — Уж не к Ивану ли Максимовичу?
— К нему, — улыбнулся журналист.
— Не пойду, — уперлась девушка.
— Почему?
— Он меня арестует за сокрытие улик.
Но Кривец никого не собирался арестовывать. Напротив, встретил их вполне радушно. В прокуратуре никого уже не было — рабочий день окончился, — и они расположились в его кабинете с чашками растворимого кофе в руках. Инга уселась в глубокое мягкое кресло рядом с журнальным столиком, Георгий сел в другое кресло напротив, а Иван Максимович — на свое место за письменным столом. Он внимательно просмотрел принесенные Георгием бумаги и сравнил почерк в них с тем, что в записке.
— Они случайно ко мне попали, — объяснял журналист. — Завтруппой Аристархов принес мне сегодня утром написанные им заметки о театре, фотографии актеров, репертуарные планы, и среди прочих бумаг я обнаружил заявления и объяснительные записки как минимум десяти человек — актеров, помрежей. Остальные образцы почерков можно, я думаю, взять в бухгалтерии или в отделе кадров.
— Это мы сделаем, — кивнул Кривец и посмотрел на Ингу: — Так, значит, вы нашли эту улику на втором этаже?
— Да, в углу. Он мог бежать по лестнице вниз и обронить ее.
— Ну вот, — недовольно буркнул следователь, — а оперативники с собакой на нее не наткнулись. Доверяй после этого людям. И псам.
— А псу не объяснили, что искать, — защитил животное Георгий. — Если бы ему предоставили лоскут одежды или хотя бы носовой платок подозреваемого — другое дело.
— Да и потом — она же в стороне лежала, а не на лестнице, — подтвердила и Инга. — Может быть, он — убийца — платок доставал из кармана. Тряхнул его — записка и улетела в угол.
— Да, конечно, — задумчиво проговорил Кривец. Он помолчал. — Да… любопытная записочка. Стало быть, человек, написавший ее, был в каких-то особенных отношениях с народной артисткой Нивеей Рашидовной Пуниной. И отношения эти требовали секретности.
— Не иначе — любовник, — хмыкнул Паредин.
— Может быть, может быть. А может и не быть. Что, если Пунина и этот неизвестный готовили заговор против главного режиссера? Тогда им тоже нужно было прятаться от посторонних глаз.
— С какой стати? — встрепенулась Инга. — Пунина же была ее любимицей. Как и Тучкова. С какой же стати им готовить заговор против Миры Степановны?
— О-о, вы наивное дитя, — усмехнулся Иван Максимович, — отношения между людьми бывают так запутаны! А уж тем более в театре! Это такие придворные интриги!.. Достаточно обойти кого-нибудь самой что ни на есть смешной наградой — грамотой, например, — и все! Пиши пропало! Там такие амбиции!.. Вам ли не знать? Впрочем, вы еще молоды. Вам еще предстоит хлебнуть из этого болота. Переходите-ка лучше в юриспруденцию. Вас ведь увлекает процесс расследования? Я не ошибся? Поступайте заочно на юридический, а я вам здесь найду работу. Будете в самой гуще нашей нелегкой жизни. Ну что вам даст этот театр? Разбитые мечты — и только.
— Меня радует ваше предложение, — вздохнула Инга, — ведь оно означает, что я перестала быть подозреваемой.
— Отнюдь, — спокойно возразил Кривец, — я всех обязан подозревать, даже его, — он кивнул на Георгия, — моего, можно сказать, лучшего друга, — потому что он пишет ругательные статьи о театре. Но! Когда мы найдем преступника, вы — если, конечно, вы не являетесь таковым, — без сомнения, можете рассчитывать на место курьера в нашем ведомстве.
— Спасибо! — расхохоталась Инга. — Я подумаю.
На душе у девушки и впрямь полегчало. Сейчас Кривец был совершенно обыкновенным, милым человеком. «Надо же, как я его боялась, — думала Инга. — А он такой же человек, как все другие… Какое счастье — просто жить, общаться с умными и честными людьми и не вступать в такие отношения, когда ты непременно кому-то обязан карьерой и своим благополучием. Боже! Какое счастье быть свободной и независимой! Есть ли на свете что-нибудь дороже свободы?»
— О чем задумались, Инга Савельевна? — спросил с улыбкой Иван Максимович.
— Вы помните даже мое отчество? — Инга была удивлена.
— А как же. Положение обязывает.
— А вот Мира Степановна… Впрочем, не будем о ней.
— Отчего же не будем? — раздался голос за ее спиной. — Я с удовольствием.