Подумав об этом, поусмехавшись, даже поиздевавшись в душе над собой, дед поглядел-поглядел в окно, подумал-подумал, потом накинул на плечи ватник, и так вот — в трикотажных исподних, в валенках и телогрейке — бесстрашно вышел из избы на крыльцо.
Наружная дверь, как и дверь избы, давно расшаталась, тряслась и скрипела, поэтому он не услышал, зато увидел, как кто-то метнулся от сарая в сторону, и на фоне звездного неба вырисовалась громоздкая тень с горбом на согбенной спине.
— Ты, что ли, Яков? — спросил он негромко.
— Я…
— То-то я слышу. Чего ты ночью?
— Да вот… — Горб отделился от тени, послышался глуховатый удар тяжелого предмета о землю. — Днем было некогда: то да се. Вот я и решил это ночью.
— Чего?
— Да в погребе у тебя…
— Что в погребе?
— Ну, все одно и то же: засолка для городу, — со вздохом ответил Яков после паузы. — Что, думаю, зря пустует? Кое-что взял да в твоем погребе и поставил. Для городу надо засаливать много, сам понимаешь, — совсем уже уверенно пояснил мужик. — Своего помещения для продукции не хватает, вот я тут кое-что и поставил. Да ты, дед, не думай; сейчас я это уберу, пользуйся погребом сам за милую душу.
— Эко, сказал! Зачем он мне, погреб?
Онисим поежился: ночи становились свежими. Как солнышко днем не грей, а все воротит на осень.
— Разносолов, какие портятся, у меня не предвидятся, — пояснил он шутливо. — А когда и добуду свеженькой рыбки, так суну ее куда-нибудь в уголок — и все! Тем более погреб ее я, а ты зимой льдом набивал. Вот им и пользуйся на здоровье.
— Можно, значит?
— О чем разговор? Мне и гостить-то тут, парень, от силы недели две. Больше Настя не разрешит. Так что пускай твое там аккуратненько и лежит, как лежало. Зря не тушуйся.
Не сходя с крыльца, он справил малую нужду, а мужик в это время уже не таясь, топоча сапогами, отнес тяжелую вещь в сарай, спустился там в погреб, покрякал — видно, от стужи, потом вылез, прикрыл лаз в яму старыми досками, как это было днем, дверь сарая притиснул колом и подошел к старику.
— За это спасибо, дед. Выручил! — Голос его стал веселым, сочным. Было видно, что Яков совсем уже оправился от похмелья. — Раз ты не против, тут засольное и оставим. А почему? Потому что твоя усадьба мне ближе других. Сподручна.
Мужик закурил.
— А что, дед, не спишь? На новом-то месте, видать, не спится?
— Не спится.
— Известное дело. Когда с непривычки, оно всегда. А надо спать.
Он глянул вверх:
— Похоже, давно уже за полночь.
Над ними вздымалось звездное беспокойное небо. Тысячи звезд-светляков трепетали там, напрасно силясь вырваться из клейкой, тягучей мглы, разлитой над землей повсюду. Целые скопища их дергались и кружились в молчании. А те, у которых уже не осталось сил, чтобы жить, замерли и притихли. Мертвые массы их протянулись через небо блеклой полосой Млечного Пути, по краю которого широко и полно плыла латунная, неживая луна.
— Ух, мир-то, Яков, каков! — восхищенно заметил дед, вслед за мужиком оглядев далекое небо. — Умом понять невозможно, как он хорош! Только когда вот так вот взглянешь, когда сразу захолонет у тебя в груди, тогда и поймешь.
— Хм… скажешь тоже! — Яков снисходительно усмехнулся. — А чего понимать? Мир как мир, все одно и то же. То лето, а то зима. То дождь, а то ведро.
— Это и славно, что дождь и ведро! — по-прежнему восхищенно сказал старик. — Человеку, который с понятием, до невозможности хорошо поглядеть на это. Девять десятков живу, а все не могу привыкнуть.
— Скоро привыкнешь, — со значением пообещал Яков. — Как хватит кондрашка, как ляжешь рядом со своей Дарьей, так и привыкнешь.
— Это уж да.
— Был тут — и нету!
— Другие будут. И что ведь особенно хорошо? — ничуть не расстроенный грубыми словами Якова, оживился дед. — То хорошо, что люди все лучше мир этот видят и понимают. Теперь, вон, луна вполне нам известна. А скоро, глядишь, другие планеты узнаем через луну.
— На кой они нам?
— На кой тебе, например, Печора или Москва? Обошелся бы своей избой. Однако — не обойдешься?! Так же и тут. Вон Виктор рассказывал, будто умные люди стали думать теперь не только о том, куда запустить наш спутник, но и о том, чтобы в будущем оторвать всю землю от солнца, поскольку оно потухнет, да и поплыть на ней вон туда! — Он указал на скопление звезд. — Вроде как на хорошей моторке: дал газ — и поехал!
Яков пренебрежительно сплюнул: