Опера-сериа стала к тому времени интернациональным явлением, и в самой Италии разные региональные традиции сплавились в этом жанре воедино, поскольку постоянно шёл интенсивный обмен композиторами, постановщиками и исполнителями. Иногда сведения о происхождении участников спектакля фигурировали в изданиях либретто, и тогда вырисовывались очень наглядные картины. Например, в премьере «Тиграна» в Креме были задействованы сопрано Катерина Аскьери — римлянка (одна из ведущих итальянских певиц этих лет), тенор Сеттимио Канини — флорентиец, кастрат Феличе Салимбени — миланец, контральто Джудитта Фабиани — флорентийка, кастрат Джузеппе Галлиени — кремонец, сопрано Розальба Буи-ни — болоньезка. Танцы ставил Джузеппе Саломони, прозванный Венцем, по месту своей службы[17].
Некоторые певцы, с которыми работал молодой Глюк, пользовались всеевропейской известностью. Так, в постановках «Демофоонта» и «Софонисбы» участвовал кастрат Джованни Карестини, уроженец Милана, который к 1743 году успел поработать в Риме, Вене, Неаполе, Венеции и Лондоне, а после этого пел на сценах Дрездена, Берлина и Санкт-Петербурга. Титульную партию в «Гипермнестре» исполнила другая суперзвезда — контральто Виттория Тези Трамонтини, флорентийка, карьера которой до 1745 года разворачивалась в Парме, Болонье, Венеции, Дрездене и Мадриде, а после 1750 года певица обосновалась в Вене в качестве преподавателя вокального искусства. Артисты такого уровня были весьма взыскательны, не всякий композитор мог им угодить, и лишь человек масштаба Генделя мог позволить себе сделать резкий выговор тому же Карестини, когда тот попытался отвергнуть написанную для него арию[18]. Глюк, который в более поздние годы также научился держать солистов в почтительном страхе, в начале своей карьеры должен был вести себя любезно и дипломатично, создавая для певцов самые привлекательные партии. Одновременно он усваивал язык и стиль оперы-сериа, являвшийся тогда «золотым стандартом» в мире музыки.
Но венецианская традиция всё-таки стояла несколько особняком.
В отличие от Милана, где театр был всего один, а оперный сезон длился лишь с 26 декабря до начала великого поста, музыкальная и театральная жизнь Венеции протекала довольно бурно и была многообразной. Никакой монополии на зрелища в городе-республике не существовало, а религиозные ограничения действовали не столь жёстко. Театральный сезон распадался на три части: с 26 декабря до конца марта (начало Великого поста), с Пасхи до 15 июня и с 15 сентября примерно до конца октября. Летом, в самые жаркие месяцы, когда воздух над городом становился душным и нездоровым, представления не давались, а состоятельные венецианцы разъезжались по своим загородным домам и виллам, расположенным на островах или на материковых землях — terra ferma.
Главной особенностью венецианских театров было то, что они создавались и функционировали не как придворные, а как коммерческие: в зал пускали всякого, кто абонировал ложу или купил билет. Порой, если зал оказывался незаполненным, на представление можно было попасть совсем бесплатно, и это касалось самой простой публики, особенно гондольеров. Владельцы и администраторы театров шли на это, чтобы обеспечить спектаклю устную рекламу: те же гондольеры могли затем привлечь в зал своих состоятельных клиентов, расхваливая им спектакль или распевая понравившиеся мелодии.
Старейшим из общедоступных венецианских театров был Сан-Кассиано, открывшийся еще в 1647 году. К концу XVII века конкуренцию ему составляли театры Сан-Самуэле (существовал с 1655 года, преимущественно как драматический), Санти-Джованни-э-Паоло и Сан-Джованни Кризостомо (оба с 1678 года). Именовались они по церковным приходам, в которых находились. В Сан-Самуэле в XVIII веке работала труппа, для которой писал пьесы Карло Гольдони, но оперы там, как мы видим, тоже шли. В драматических театрах, которые мы здесь перечислять не будем, музыка также непременно звучала — большинство актёров и актрис умели петь и танцевать. В XVIII веке одни театры закрывались или сносились, но на смену им возникали другие; без множества театров Венеция не была бы самой собой. К сожалению, ни один из венецианских театров XVII–XVIII веков в подлинном виде не сохранился, хотя некоторые современные театры стоят на месте старинных.
Строгий классицизм на венецианских сценах не приживался, и его всё время старались разбавить дополнениями в местном вкусе. Между актами серьёзной оперы могли играться весёлые интермеццо или красиво оформленные балеты. Присутствовали балеты и в постановках опер Глюка; скорее всего, он не имел к ним никакого отношения, хотя идея о возможной тесной взаимосвязи оперы и балета в рамках одного спектакля могла посетить его уже в 1740-е годы. Карнавальность в венецианском духе, когда никакие страсти не принимаются слишком всерьёз, а подлинные чувства прячутся под загадочной или гротескной маской, не была ему близка. Но сама возможность познакомиться с венецианским ощущением жизни как непрерывного зрелища дорогого стоила; для Глюка она открывала нечто новое и непривычное. В условиях этикетной придворной культуры, привычной ему по Вене и Милану, было невозможно достоверно воссоздать эту атмосферу тотального театра, где и на сцене, и в зале каждый играет несколько ролей, неоднократно меняя костюмы и маски, передразнивая других и становясь мишенью задорных шуток, на которые было не принято обижаться. Глюк сумел-таки понравиться венецианцам, хотя своим в их среде не стал. Этому препятствовали и его происхождение, и его-связь с имперскими вельможами, и уже начавшие складываться в те годы его собственные эстетические предпочтения. Природе дарования Глюка в тот момент отвечала поэтика оперы-сериа, которая впоследствии отчасти оказалась интегрирована в его новаторские произведения 1760-х годов.
Своеобразным пророчеством будущей реформы выглядит, в частности, либретто «Ипполита», созданное не Метастазио, а миланским драматургом, маркизом Джузеппе Горини Корьо (1702–1766). Проведя в юности несколько лет в Париже, он взял себе за образец театр французского классицизма — Пьера Корнеля и Жана Расина. В 1729 году он опубликовал «Трактат о совершенной трагедии», который затем неоднократно переиздавался в собраниях его пьес, так что Глюк этот текст, думается, хорошо знал. Первое такое собрание Горини Корьо, включавшее в себя восемь трагедий и пять комедий, вышло в свет в Венеции в 1732 году и было посвящено императору Карлу VI. Второе, расширенное, собрание появилось в Милане в 1744–1745 годах и состояло из тринадцати трагедий и четырёх комедий. Именно там был напечатан «Ипполит», представлявший собой не чисто разговорную пьесу, а оперное либретто, «музыкальную драму» (отдельное издание этого текста было приурочено к премьере оперы Глюка). В предисловии к изданию «Ипполита» в IV томе миланского собрания Горини Корьо повторял некоторые постулаты своего «Трактата о совершенной трагедии». Согласно его мнению, трагедия должна представлять публике идею совершеннейшей нравственности, раскрытую через борьбу высоких добродетелей. Целью театра драматург видит не развлечение зрителей, а скорее их духовное воспитание. Горини Корьо был убеждён, что можно создать музыкальную драму, не слишком поступаясь принципами правильно устроенной трагедии (прежде всего, единством действия и времени), и при этом избегая комических вставок, lazzi. Драматург признавался, что «Ипполит» — первая из его трагедий, написанная рифмованным, а не белым стихом, в силу особенностей своего предназначения[19]. Так что для маркиза Горини Корьо этот опыт также был экспериментальным.
17
Сведения с сайта Полного собрания сочинений Глюка: http:// www.gluck-gesamtausgabe.de/gwv/werkregister/eintrag/il-tigrane.html (10.07.2017).
18
Этот инцидент произошёл в 1735 году в Лондоне перед премьерой оперы Генделя «Альцина». См. подробнее: