Никаких материальных затруднений он давно уже не испытывал, но всё-таки деньги требовали счёта и контроля. Помимо щедрого жалованья в две тысячи флоринов, которое Глюк с осени 1774 года получал от Марии Терезии фактически просто за факт своего существования, он ещё в августе того же года был удостоен пожизненной пенсии в шесть тысяч ливров от Марии Антуанетты, помимо тех гонораров, которые театр платил ему за каждую новую оперу, а издатели — за рукописи произведений.
Всё это позволило Глюку с чистой совестью уйти на покой и пребывать в Вене на положении живого классика. В отличие от Моцарта и Бетховена, которые никогда не имели собственного дома и жили на съёмных квартирах, и от Гайдна, который смог обзавестись домом в пригороде Вены лишь на старости лет, Глюк ещё в 1768 году приобрел дом в предместье Святого Марка (ныне улица Реннвег, 93) — именно там его навещал в 1772 году Чарлз Бёрни. В этот же дом Глюк вернулся из Парижа в 1779 году, но в 1781-м решил поменять его на другое жилище, расположенное относительно неподалёку (Винергассе, 22). Поскольку жена Глюка располагала собственными средствами, то и она в 1784 году купила дом под названием «У серебряного льва» (его нынешний адрес — Виднер Хауптштрассе, 32). В этом последнем доме Глюк впоследствии и скончался. Все эти дома были расположены за тогдашними городскими стенами Вены, однако вовсе не далеко от центра. Недвижимость в пригородах стоила дешевле, а удобств в таком местоположении было даже больше: чистый воздух, отсутствие шума, наличие при доме внутреннего садика, в котором можно было и отдыхать, и работать, и принимать друзей.
В Музее города Вены хранится портрет, приписываемый кисти Иоганна Георга Вайкерта, созданный около 1772 года. Он изображает супругов Глюк за семейным ужином, который, судя по дате, мог происходить в доме на Реннвег. Фрау Марианна с улыбкой намеревается налить вино в бокал мужа, а тот оглядывается на зрителя этой сцены (воображаемого гостя) с чуть насмешливым и довольным выражением лица. Эта сцена чем-то напоминает знаменитый автопортрет Рембрандта с любимой женой Саскией, и скорее всего, подобная аллюзия подразумевалась. Разумеется, по своим художественным достоинствам венский портрет супругов Глюк ни в какой мере не может выдержать сравнение с шедевром Рембрандта, но в обоих полотнах звучит сходная тема тихого семейного счастья, полного взаимопонимания супругов, наслаждения простыми радостями жизни — хорошим вином, вкусной едой, добротной, хотя вовсе не щегольской, одеждой. Помимо прочего, этот портрет — первое красочное изображение Марианны Глюк, уже немолодой, совсем не красивой, заметно располневшей, но, по-видимому, обаятельной, улыбчивой и гостеприимной женщины. Такими Глюк и его жена виделись своим венским друзьям и гостям дома. Позднее портрет Марианны написал французский художник Антуан Вестье. Там она выглядит совсем пожилой седовласой дамой, прекрасно отдающей себе отчёт в том, что она является вдовой великого человека, и потому тщательно следящей за своим обликом. Интересно, однако, что и на двойном портрете, и на портрете Вестье на груди у Марианны красуется голубой атласный бант — видимо, эта деталь одежды имела для неё какое-то особенное значение.
К сожалению, ни в одном из перечисленных венских домов, связанных с именем Глюка, нет музея композитора. Правда, предметов, принадлежавших Глюку и членам его семьи, практически не сохранилось. Однако в современной музейной практике имеется немало примеров создания превосходного, насыщенного экспонатами и весьма познавательного пространства даже при отсутствии мемориальных реликвий. Возможно, и у Глюка со временем появится музей, в который будут с удовольствием приходить поклонники его творчества.
Глюк и два императора
Почти вся активная творческая жизнь Глюка протекала при Марии Терезии. Формальное провозглашение в 1765 году императором Священной Римской империи Иосифа II почти ничего не меняло в установившемся порядке управления огромным государством. Но вечером 29 ноября 1780 года Мария Терезия скончалась. Все были уже готовы к печальному исходу. Вдовствующая императрица серьёзно заболела 24 ноября, а в течение нескольких лет до этого постоянно страдала различными болезнями. Она сильно отяжелела, одряхлела и сама ощущала себя глубокой старухой. Ей было 63 года — далеко не преклонный возраст по меркам нашего времени, однако изначально крепкий и здоровый организм Марии Терезии был изношен частыми родами: с 1737 по 1756 год она произвела на свет шестнадцать детей. Все беременности протекали без какого-либо отрыва от государственной деятельности. Мария Терезия вела войны, издавала законы, проводила реформы, назначала министров, занималась дипломатической перепиской и устройством браков своих подросших детей, строила и перестраивала императорские резиденции (Шёнбрунн, Лаксенбург, Бельведер), интересовалась театром и искусством.
Современники отдавали себе отчёт в том, что империей правила поистине великая женщина, но памятник Марии Терезии был воздвигнут в центре Вены, на площади перед Художественным музеем, лишь в 1888 году. Концепцию памятника одобрил в 1874 году император Франц Иосиф, доверивший эту ответственную работу скульптору Каспару Цумбушу и архитектору Карлу фон Хазенауэру. Суть концепции — не только прославление Марии Терезии как мудрой законодательницы и матери нации, но и поддержка её начинаний самыми выдающимися людьми эпохи, представляющими разные сферы деятельности. Это четыре полководца (их конные статуи словно бы охраняют подступы к высоко вознесённому трону), четыре государственных советника (первый из них — канцлер Венцель Кауниц), шесть юристов и законоведов — и шесть деятелей науки и искусства. Среди них — трое великих музыкантов: Глюк, Гайдн и юный Моцарт.
Глюк был, безусловно, преданным и благодарным подданным императрицы и всей семьи Габсбургов. Каких-либо особенно доверительных отношений с Марией Терезией у него быть не могло, однако он был обязан ей поддержкой своих реформаторских начинаний и своим материальным благополучием на старости лет. Безусловно, они понимали и ценили друг друга. Смерть императрицы, его сверстницы, должна была сильно подействовать на Глюка, тем более что траурные мероприятия продолжались в течение долгого времени, изменив обычный ход венской церковной и светской жизни. По давнему обычаю, принятому в роду Габсбургов, после смерти правителя производилось вскрытие тела с извлечением сердца, которое помещали в отдельный серебряный сосуд и затем устанавливали его в так называемой «Гробнице сердец» (Herzensgruff) в часовне придворной церкви Августинцев. 1 декабря тело покойной вместе с урной-сердцехранительницей было выставлено в придворной капелле для прощания. На следующей день состоялся перенос сосуда с сердцем в часовню, а 3 декабря — отпевание в соборе Святого Стефана и захоронение тела в часовне Капуцинов на площади Койермаркт. Ещё в 1765 году, после смерти императора Франца, неутешная Мария Терезия приказала воздвигнуть двойной саркофаг, дабы после своей смерти воссоединиться с любимым супругом.
Траур продолжался, но в истории Священной Римской империи началась новая эпоха — весьма краткая по своей протяжённости, но чрезвычайно насыщенная событиями и свершениями. Император Иосиф II наконец-то стал полноправным правителем и начал быстро и энергично проводить реформы, содержание которых было фактически революционным. Отношение историков XIX–XX веков к личности и реформам Иосифа весьма неоднозначно, поскольку к концу его правления, наступившему уже в 1790 году, политика императора привела к кризису в военной, экономической и национальной сфере, и сам Иосиф перед смертью был вынужден отменить большинство своих указов. Однако если каких-то правителей-реформаторов обычно упрекают за непоследовательность, нерешительность, половинчатость или запоздалость принятых ими решений, то в вину Иосифу II ставят, как правило, ригоризм, упрямство, поспешность, нежелание считаться с чувствами окружающих и с объективными обстоятельствами. Почти аскет в личной жизни, неутомимый труженик, приступавший к делам на рассвете или даже затемно, бессребреник (роскошь императора нисколько не привлекала, и завоевать его благосклонность драгоценными подношениями было невозможно), человек, в высшей степени наделённый чувством долга, чести и справедливости, Иосиф II ожидал увидеть те же черты в своих министрах, чиновниках и приверженцах. Однако за десять лет своего единоличного правления император сумел восстановить против себя почти все сословия, кроме крестьян, которых он избавил от крепостного права на территории всей империи, и тех, кого мы ныне назвали бы интеллигенцией, — творческих деятелей, учёных, писателей, журналистов, университетских преподавателей.