Сальери с тех пор неоднократно пересказывал печальную шутку Глюка, но решил в 1817 году письменно зафиксировать своё свидетельство, поскольку в устных вариантах оно, видимо, обросло неточностями. Память о последних днях жизни великого учителя была ему очень дорога, да и вообще Сальери отличался повышенным чувством долга по отношению к тем, кто делал ему добро.
Глюк, перенесший несколько инсультов, давно уже начал вслушиваться в пресловутый «голос Бога вдалеке». Его перу принадлежит небольшое церковное песнопение траурно-заупокойного характера, мотет для хора в оркестровом сопровождении De Profundis clamavi («Из бездны воззвал»). Принято считать, что это его последнее сочинение, возникшее незадолго до смерти. Однако, зная о беспомощном физическом состоянии Глюка в 1787 году, когда он с трудом двигался, плохо видел, быстро утомлялся и почти не владел правой рукой, вряд ли можно поверить в то, что он был способен записать в это время объёмистую партитуру. Скорее всего, De Profundis возник в начале 1780-х, когда композитор ещё не был столь немощен (возможно, до инсульта 1781 года). Повод, породивший это уникальное для его творчества произведение, неизвестен. Реформы императора Иосифа II строго ограничивали использование музыки в церкви, и для исполнения новых сочинений для больших составов требовались особые обстоятельства. Мотет для хора с оркестром мог бы оказаться уместным во время траурных церемоний памяти Марии Терезии, однако нет никаких сведений о том, что Глюку заказывали в этой связи какую-то музыку. Предположение, будто композитор сочинял погребальный мотет для себя самого, не имея внешнего повода, может показаться слишком романтичным, но возможно, так оно и было. Смерть Марии Терезии могла послужить толчком к появлению у Глюка подобных мыслей. Партитуру De Profundis он никому не показывал и лишь незадолго до смерти вручил её Сальери с пожеланием исполнить эту музыку после своей кончины.
Первые же такты De Profundis вызывают закономерные ассоциации с Реквиемом Моцарта: та же строгая и суровая тональность ре минор, то же сочетание субъективной экспрессии и опоры на многовековую традицию австрийской церковной музыки, впитавшей в себя, в свою очередь, немецкую учёность и итальянское чувство пластики и красоты. Знатоки творчества Глюка несомненно уловят в музыке De Profundis отсылки к его реформаторским операм, особенно к «Альцесте» и «Ифигении в Тавриде». В любом случае этот мотет — позднее сочинение Глюка, проникнутое глубоко личными мыслями о смерти.
Несмотря на постоянно плохое самочувствие, Глюк умер довольно внезапно. Это случилось вечером 15 ноября 1787 года. По свидетельству жены Глюка, ещё за день до этого ничто не предвещало близкого конца. В письме от 18 ноября 1787 года их общему другу, французскому философу Франсуа Антуану де Лассалю, Марианна Глюк вспоминала:
«В среду, четырнадцатого числа сего месяца, когда мы ехали в карете, между полуднем и часом дня у него случился апоплексический удар. Ему тотчас пустили кровь, и казалось, что он полностью оправился. Но в четверг после второго удара он лишился речи, зрения и был парализован на левую сторону. В тот же день, 15 числа сего месяца, в четверть восьмого вечера, он скончался».
О последних днях Глюка существуют и другие рассказы, возможно, анекдотического свойства. В частности, в книге Антона Шмидта говорится о том, что последний инсульт, настигший Глюка 15 ноября, был спровоцирован его опрометчивым поступком. В этот день он якобы принимал у себя дома двух друзей, приехавших из Парижа (имена этих друзей остались неизвестными, что само по себе несколько подозрительно). Пока фрау Марианна вышла из дома, чтобы заказать карету для обычной недолгой ежедневной прогулки, Глюк, оставшийся с гостями, выпил крепкого ликёра, что было ему категорически запрещено врачами, и попросил друзей не рассказывать об этом жене. Прогулка в карете должна была длиться не более получаса, но спустя всего лишь пятнадцать минут Глюк был доставлен домой в безнадёжном состоянии. Он уже не узнавал близких, и к семи часам вечера стало ясно, что конец близок. При нём находились жена и срочно вызванный ею Сальери, который присутствовал при последних часах учителя и сам закрыл ему глаза.
Глюк умер в возрасте 73 лет в доме «У серебряного льва»; отпевание состоялось 17 ноября 1787 года в расположенной на другой стороне улицы Пауланеркирхе, а похороны — на сельском кладбище в пригороде Вены Матцлейнсдорф. Отпевание и погребение прошли предельно скромно, в полном соответствии с действовавшими тогда строгими законами императора Иосифа П: музыка во время обряда не звучала, а вся церемония обошлась в 28 гульденов (флоринов) 49 крейцеров — сумму, почти ничтожную для столь состоятельного человека, каким был Глюк[173]. Торжественная поминальная служба по Глюку состоялась лишь 8 апреля 1788 года в венской церкви Ам Хоф, и во время неё под управлением Сальери были исполнены Реквием Никколо Йоммелли и De Profündis Глюка.
Надпись на надгробии композитора гласила: «Здесь покоится честный немец, ревностный христианин, верный супруг, Кристоф, рыцарь Глюк, великий мастер возвышенного искусства музыки. Он скончался 15 ноября 1787».
Фрау Марианна была впоследствии похоронена в той же могиле, но с более пышной и многословной эпитафией: «Здесь покоится рядом со своим супругом Мария Анна фон Глюк, урождённая Пергин. Она была доброй христианкой и тайной благодетельницей бедняков. Любимая и уважаемая всеми, кто её знал, она закончила свои дни в возрасте семидесяти одного года, успев великодушно вознаградить тех, кто этого заслуживал. Она скончалась 12 марта 1800 года. Этот памятник поставил ей благодарный племянник, Карл фон Глюк, в знак своего глубокого к ней почтения».
В настоящее время на месте исторического Матцлейнсдорфского кладбища раскинулся Вальдмюллеровский парк. После предпринятой во второй половине XIX века кардинальной перестройки Вены большинство старинных кладбищ в ближних пригородах были ликвидированы, а останки самых знатных и знаменитых людей постепенно перенесены на Центральное кладбище, открывшееся в 1874 году. Подобному почётному «переселению» подверглись в 1890 году и останки Глюка.
Небольшого отдельного рассказа заслуживает вышеупомянутый Карл фон Глюк (1757–1838), составивший столь хвалебную эпитафию своей тёте. Как установил Михаэль Лоренц, он был сыном Франца Карла Глюка (1722–1771), а не другого брата, Франца Антона Людвига (1720–1799), чьё имя ошибочно значится в этой связи в некоторых авторитетных печатных источниках. Карл Глюк закончил Венский университет и стал практикующим врачом-хирургом. С дядей-композитором он никогда особенно близок не был, но после его смерти постарался наладить доверительные отношения с вдовой, у которой не осталось собственных кровных родственников. По завещанию Глюка жена, его единственная наследница, имела право распорядиться огромным состоянием по своему усмотрению, и в итоге оно целиком досталось Карлу (одни лишь проценты с капитала составляли 30 тысяч флоринов в год). Разбогатев и приобщившись к славе великого дяди, скромный хирург начал именовать себя «доктором медицины Карлом фон Глюком», а в 1802 году женился на девушке из дворянской семьи, Розалии Дирикс фон Бругг унд Ротенбург[174].
Помимо внушительного капитала и недвижимости, Карл унаследовал и весь музыкальный архив Глюка, бережно хранившийся сначала самим композитором, а затем его вдовой. Глюк старался не выпускать из рук автографы своих сочинений, отчасти во избежание пиратского их использования, а отчасти потому, что сам неоднократно к ним возвращался. У фрау Марианны не было необходимости заниматься продажей этих партитур издателям или меценатам, так что собрание в течение ряда лет оставалось целостным; оно лежало упакованным в ящики с аккуратными надписями. Карл Глюк также не торопился расстаться с семейными реликвиями и хранил их в своём загородном доме в Кальксбурге под Веной. К сожалению, судьбой драгоценного архива история распорядилась по-своему: в ночь с 12 на 13 мая 1809 года войска Наполеона подвергли Вену жесточайшей артиллерийской бомбардировке, и дом Карла фон Глюка в ходе военных действий вместе со всем содержимым сгорел. Поэтому нотных автографов Глюка сохранилось относительно немного — гораздо меньше, чем, например, автографов Бетховена, чей архив оказался разрозненным и распроданным с аукциона, или Моцарта, который нисколько не заботился о посмертной судьбе своих рукописей.
173
Эта сумма фигурирует в квитанции, опубликованной Михаэлем Лоренцем: http://michaelorenz.blogspot.ru/2014/05/agnes-selby-constanze-mozarts-beloved.html, дата обращения: 8.01.2018.
174
Все сведения приводятся по статье Михаэля Лоренца, иллюстрированной фотокопиями архивных документов:
http://michaelorenz.blogspot.ru/2013/06/the-last-ritter-von-gluck-and-his.html (08.01.2018).