Пока она занималась самобичеванием, тяжелая дубовая дверь растворилась и, легок на помине, в помещение вошел Джеффри, оглядываясь по сторонам. Чак тронулся было ему навстречу, но Джеффри сказал ему что-то такое, что заставило его спешно покинуть комнату, поджав хвост как побитая собака.
Лена еще никогда не видела, чтобы Джеффри так скверно выглядел. Он успел переодеться, но костюм был мятый, галстук отсутствовал. Вблизи он смотрелся еще хуже.
— Доктор Розен, здравствуйте. Мне очень жаль, что такое случилось. — Он не стал пожимать ей руку или ждать, пока она что-то скажет в ответ на его соболезнования, которые, как казалось Лене, вообще были не в стиле Джеффри.
Он придвинул доктору стул.
— Мне надо задать вам несколько вопросов.
Розен села и спросила:
— С девушкой все в порядке?
По выражению его лица Лена поняла, насколько ему тяжко.
— Пока ничего не известно, — ответил он. — Ее семья только что отправилась в Атланту.
Розен сложила салфетку, которую держала в руке.
— Как вы полагаете, тот, кто напал на девушку, мог убить моего сына?
— На данном этапе мы рассматриваем смерть Энди как самоубийство. — Он помолчал, видимо, давая ей время осознать сказанное. — Я уже беседовал с вашим мужем.
Это сообщение ее удивило.
— Он позвонил в участок после разговора с вами, — пояснил Джеффри, и Лена поняла — потому, как он распрямил плечи, — что отец погибшего был далеко не столь вежлив.
Розен, видимо, тоже это поняла.
— Брайан порой бывает несдержан, — заметила она, словно извиняясь.
— Доктор Розен, — продолжил Джеффри, — все, что я могу вам сообщить, я уже сказал ему. Мы рассматриваем все возможные версии, но, учитывая прошлое вашего сына, самоубийство — наиболее вероятный вариант.
— Я беседовала с детективом Адамс… — начала Розен.
— Извините, мэм, — перебил ее Джеффри. — Мисс Адамс не служит в полиции. Она сотрудник службы безопасности кампуса.
Тон доктора Розен свидетельствовал, что этим ее отнюдь не собьешь.
— Мне не совсем понятно, какое отношение эти служебные тонкости имеют к тому факту, что мой сын мертв, мистер Толливер.
Джеффри смутился, но лишь самую малость.
— Извините, — повторил он, доставая что-то из кармана куртки. — Мы нашли это в лесу. — И показал ей серебряную цепочку с висевшей на ней звездой Давида. — Отпечатков пальцев на ней не было, так что…
Розен шумно вдохнула, хватая цепочку. Из глаз снова брызнули слезы, и лицо как будто сморщилось и сползло вниз, к шее. Прижимая цепочку к губам, она прошептала:
— Энди, ах, Энди…
Джеффри бросил взгляд на Лену и, когда та не сделала и попытки утешить Джил Розен, положил женщине руку на плечо и стал гладить, как гладят собаку. Лена же размышляла, почему для мужчины подобное поведение считается вполне нормальным, тогда как женщину сразу превращает в недочеловека.
Розен вытерла глаза тыльной стороной ладони и прошептала:
— Извините.
— Ваше состояние вполне понятно, — сказал Джеффри, еще раз погладив ее по плечу.
Розен все перебирала цепочку, удерживая ее возле рта.
— Он давно ее не носил. Я уж думала, кому-то подарил или продал.
— Продал? — переспросил Джеффри.
— Он принимал наркотики, — пояснила Лена.
— Его отец утверждает обратное, — возразил Джеффри.
Лена пожала плечами.
— У вашего сына была девушка? — спросил Джеффри у Джил.
— Постоянной не было. — Она сухо и невесело усмехнулась. — Нам все равно было — что девушки, что юноши… Лишь бы он был счастлив.
— А был кто-то, с кем он общался постоянно? — спросил Джеффри.
— Нет. Думаю, он был очень одинок.
Лена смотрела на доктора Розен, ожидая продолжения, но выдержка, кажется, ей снова изменила. Зажмурившись, она что-то беззвучно шептала, но слов разобрать было нельзя.
Джеффри подождал, пока женщина немного придет в себя, потом спросил:
— Доктор, вы в порядке?
— Я могу его увидеть? — ответила она вопросом на вопрос.
— Конечно. — Джеффри встал и подал ей руку. — Я отвезу вас в морг. — Обернувшись к Лене, добавил: — Чак пошел сообщить Кевину Блэйку.
Розен, казалось, целиком погрузившаяся в собственные мысли, все же сказала Лене:
— Спасибо.
— Все в порядке. — Лена заставила себя прикоснуться к рукаву Джил, что, как она надеялась, будет принято ею за жест утешения.