- А разве нет других, подобных ей? - спросил Кедрин.- Неужели во всех Трех Королевствах не отыщется другой Сестры, которая могла бы помочь нам?
- Некоторые могут, но в куда меньшей степени,- пробормотал Бедир.Уинетт возвращает нам людей, которые погибли бы без ее умений. И ты сам знаешь, что есть Сестры, которые способны ускорить плавание Дарра на север. Но нет равных Грании.
- А в Эстреване? - Кедрин покончил с хлебом и начисто вытер рот.- В священном городе должны быть равные ей.
- Разумеется,- согласился Бедир.- В Эстреване немало таких, кто не слабее Грании или даже превосходит ее силами. Но они в Эстреване, а не здесь.
- А король не пошлет туда Медри с вестью о нашем положении? - Кедрин отодвинул тарелку и отхлебнул из кружки, которую наполнил ему слуга.- И разве у Сестры Эстревана нет связи с Андурелскими?
- Дарр послал гонцов,- сказал Бедир.- Но даже для Медри путь в священный город далек. А любой Сестре, которая двинется нам на выручку, предстоит путь по суше, где неприменима магия вроде той, какой воспользовалась Грания. Что до второго твоего вопроса, то просто не знаю. Между Эстреваном и Андурелом никогда не было надежной волшебной связи, полагаю, ее затрудняет массив Гадризел. И ходят слухи, что Посланец препятствует передаче мыслей,
- Мы снова и снова возвращаемся к Посланцу,- сердито заметил Кедрин.
- Да,- кивнул Бедир.- Он наш главный враг.
- Да еще и такой, что к нему не прикоснешься,- пробормотал Кедрин.
- Мы только и можем, что ждать,- вздохнул Бедир.
Они ждали еще один долгий день и очень долгую ночь. Боевой дух, окрепший после захвата тарана, вновь начал падать, так как обстрел продолжался и стена терпела все больший ущерб.
Толстые плиты, ослабленные обстрелом, расшатались, грозя обрушением, и тогда возникли бы бреши, куда могли рухнуть целые участки стены. Северные ворота покрылись опасными трещинами, болты, державшие петли, явно ослабели, так как валуны из баллист били с невероятной точностью. Створки болтались все свободней по мере того, как камень за камнем долбил по дереву. Это продолжалось весь следующий день, люди терзались, изводились, впадали в досаду и раздражение, жаждали честного боя, но только и могли, что ждать зная, что в конечном счете Орда подойдет вплотную к стенам. Никто больше не был уверен, что крепость сдержит варваров.
Кедрину тоже передалась эта досада. Но ожидание хотя бы позволило ему найти Уинетт и поговорить с ней.
Теперь она была не так занята, ибо раненые поправлялись, а Рикол уменьшил число людей наверху и держал большую часть солдат в запасе на случай решающего приступа. Кедрин нашел Уинетт в садике, где впервые увидел ее из своей больничной палаты. Она сидела на скамье, подставив лицо солнцу. Усталость, отпечатавшаяся на ее прелестном лице, исчезла после того, как было уничтожено наваждение Посланца. На ней было чистое светло-голубое одеяние, ничем не перехваченные волосы свободно падали по плечам, усиливая сходство девушки с Эшривелью.
Приближаясь, Кедрин отчетливо кашлянул - не уверенный, что Сестра не задремала, и не желая ее беспокоить по пустякам. Но она открыла глаза и улыбнулась, поманив его рукой.
- Садись рядышком,- она шлепнула ладонью по гладкому дереву скамьи.
Принц улыбнулся в ответ, поправил меч и присел. Скамейка была невелика, и их плечи соприкоснулись.
- Твое ребро зажило? - спросила она.
Он кивнул, зачарованный золотой россыпью ее волос. Казалось, они были того же цвета, что и солнечные лучи. Девушка повернулась, и волосы упали ей на лицо, рука приподнялась, чтобы убрать с глаз эту завесу.
- Я больше ничего не чувствую,- сказал он.
- Хорошо,- Уинетт по-прежнему улыбалась, васильковые глаза изучали его.- Но что-то тревожит тебя.
- Я что, виден насквозь? - спросил он, решив, что она так же хороша, как ее сестра, или даже лучше, ибо в ней чувствовалась внутренняя сила, которую он не увидел в Эшривели.
- Я училась в Эстреване,- напомнила она.- Нас обучали читать лица.
Он усмехнулся.
- И что ты прочла на моем?
- Не вполне уверена, но кое-что мне ясно. Скажи, что это. Он поглядел ей в глаза, и внезапно оказалось очень легко описать ей свое смятение.
- Когда мы захватили таран, я убивал людей. Не знаю точно, скольких варваров я убил самостоятельно - пять, шесть, может быть больше. Тогда я ничего не чувствовал, но полагаю, что для боя это не удивительно. И все же потом я не мог не вспомнить слов Грании, что нам нельзя ненавидеть лесной народ, ибо он лишь повинуется Посланцу. И понял, что должен что-то испытывать. Чувство вины. Или сожаление. Но я ничего не чувствовал, словно ни в чем не виноват. Это естественно? - Он замолк, не уверенный, все ли ей понятно.
- Ты уже говорил с отцом? - спросила Уинетт. Кедрин покачал головой.
- Нет... это не показалось мне... подобающим. Я солдат Тамура. Мой долг - поражать врагов моей страны. А отец похвалил меня после той ночи.
- Это помогает тебе выполнять свой долг? - участливо спросила она.Когда ты убиваешь бесстрастно? Кедрин с минуту подумал и сказал:
- Пожалуй, да. Но меня это не радует. Я знал, что буду убивать на этой войне, и когда мы въехали в Белтреван, ожидал такого,- он рассмеялся, вспомнив былую невинность.- Но я был тогда ребенком и думал только о славе. Теперь же я вижу, что все иначе, и понимаю, что у меня нет желания кого-либо убивать. Не считая Посланца.
- Лесной народ повинуется ему,- проговорила Уинетт,- и белтреванцы давно желали вторгнуться в Королевства.
- Верно,- согласился Кедрин.- И я знаю, что должен убивать их, чтобы этому воспрепятствовать, но для меня в этом нет радости.
- Это хорошо,- тихо сказала она с невозмутимым лицом.
- Но я все еще ничего не чувствую,- пожаловался он.
- В самом деле? - спросила она.- Ты выполнял свой долг солдата, встал на защиту Королевств и убивал наших врагов. Тебе не приходилось выбирать, ты и не мог чувствовать вины. Но ты мыслишь шире, чем любой простой солдат, и тебя коснулась мудрость Грании. Соответственно, ты разрываешься между тем, что должен делать, и что предпочел бы делать.
- Предпочел бы? - спросил он.- Я не уверен, что согласился бы предпочесть.
- Правда? - спросила Уинетт.- Загляни в свою душу, Кедрин, и скажи, что видишь.
Он угрюмо уставился на нее, затем медленно покачал головой.
- Я предпочел бы мир. Я понимаю, как мало славы в убийстве, и предпочел бы, чтобы мы жили в мире с Белтреваном. Но это невозможно.
- Увы, нет,- голос Уинетт был печален.- Но это не твоя вина, и если бы ты терзался всякий раз, когда приходится выполнять свой долг, разве смог бы ты служить Королевствам? Думаю, ты чувствовал угрызения совести, но не смог этого понять.
Он кивнул и, не думая, взял ее руку. И даже не заметил, что она ее не убрала.
- Думаю, мне теперь все понятно. Я не мог бы сожалеть о том, что мне пришлось делать, но сожалел и сожалею о тех обстоятельствах, из-за которых это необходимо.
- Думаю, это часть взросления,- проговорила она.- А взрослеть всегда нелегко.
- Еще бы,- согласился он.- Но ты помогла мне это понять.
- Приятно слышать,- сказала она ему.
Тут до него дошло, что он держит ее за руку, но юноша даже не попытался выпустить эту ладонь - уж больно приятно было к ней прикасаться. Кожа Уинетт была гладкой и теплой, а сам он так славно пригрелся на этой скамье. В саду стояла тишина, грохот камнепада заглушали здания с толстыми стенами. Казалось, они находятся в особом мире, где не идет никакой войны. Он ощутил покой, и ему захотелось, чтобы это не кончалась как можно дольше. Когда Уинетт попыталась наконец убрать руку, он сжал ее и, потянувшись, погладил щеку Сестры, а затем провел пальцами по шелковистым волосам.
Она сказала: "Кедрин",- и то было предостережение, а может, и мольба. Но она не отпрянула, и он не сдержался, закинул ладонь ей за шею и притянул лицо Уинетт к своему. Он ощутил, как соприкоснулись их губы, и стал прижимать ее к себе крепче, страстно желая поцеловать. На миг ее губы разомкнулись. Затем она вдруг задрожала и отвернула лицо. Его губы оказались у ее щеки. А затем она быстро поднялась. Лицо девушки горело, глаза были встревожены: