Глава вторая
РИМ
В большой комнате на полу десятка два мальчиков в возрасте от пяти до шести лет оживлённо, группами играли в камешки, кости и орехи. Дети отчаянно спорили, болтали и толкались. Между ними неторопливо передвигался на коленах сухонький старик с блаженной улыбкой на лице. Он внимательно слушал болтовню детей, а чтобы лучше слышать, приставлял руки к своим ушам и хихикал. Иногда, сев на скрещённые ноги, доставал из пояса туники горбушку чёрствого хлеба и с удовольствием, причмокивая губами, закусывал. Это был Божественный Август Октавиан, принцепс, властитель Вселенной.
Дверь комнаты осторожно открылась. И в неё, никем не замеченным, тяжело вошёл широкоплечий высокий римлянин с необычайно красивым лицом, но грубым и злым. Увидев Августа, который сидел на корточках перед группой малышей и с весёлым видом подслушивал их разговоры, вошедший мужчина пожал плечами. Тихо буркнул:
- Совсем спятил старик.
Дети, почувствовав злую волю, начали затихать. Август обернулся и нахмурился, торопливо сунул ломоть хлеба в пояс и негромко, но так, чтобы римлянин его понял, сказал:
- Бедный римский народ…В какие он попадёт медвежьи челюсти.
Август быстро встал на ноги и, взьерошенный, сердитый, подступил к вошедшему римлянину, который при виде его взгляда, словно поражённый, сделал шаг назад и опустил взгляд вниз….Засопел и дрыгнул ногой….Лицо Августа смягчилось.
- Перестань дрыгать ногами. Ты знаешь: я это не люблю.
Август был раздосадован не внезапным появлением своего пасынка Тиберия, который имел право входить к нему в любое время дня, а тем своим чувством страха, что возникал у него в душе при виде властного облика наследника. Его тяжёлая поступь, медленный поворот головы, пронизывающий взгляд и голос, даже тихий, заставляющий умолкнуть говорунов….всё это возмущало принцепса . Ему, семидесятилетнему старику, было стыдно перед самим собой за то, что он не мог скрыть своего страха перед этим грозным полководцем. Август вперил в Тиберия взгляд, который, как он считал…и это подтверждали многие его любимцы…был подобен молнии.
Тиберий ,увидев перед собой низкорослого отца с вытаращенными глазами, в старой тоге, вскрикнул и, словно ослеплённый, закрылся широкими ладонями и отступил назад. Душа Августа ещё более смягчилась. И тем не менее он, стараясь возбудить в себе гнев, визгливо закричал, указывая пальцем на крупный нос полководца:
- Ну, вот, милый Тиберий! Как ты появился со своим угрюмым лицом, так сразу испортил моё настроение!
- Отец, где же мне взять другое лицо?- почтительно склоняя голову и опуская взгляд вниз, тихо спросил пасынок.
- Тебя не любит народ. Тебя боится сенат…а что произойдёт после моей смерти? - Август внезапно умолк и, думая уже о другом, быстро прошёл по комнате, с мучительным стоном заламывая руки. – О, боги, я предвижу новую затяжную войну между римским народом..- Он стремительно глянул на пасынка..- Тебя не поддержат германские легионы, а восточные….поднимут бунт. А сенат, едва ты покинешь Рим, изберёт принцепсом Агриппу Постума…О! Я несчастный отец!
Агриппа Постум был внуком Августа, который купил его у своего зятя, что часто практиковалось в те годы, и усыновил, сделав его …по сути…наследником. Однако наследник, возмужав, прославился на весь рим низким, диким и необузданным нравом, а развратом повторил свою мать Юлию. Тяжело страдая из-за своих детей, принцепс отправил обоих в ссылку. А когда сенаторы пришли к нему и, преклонив колена, начали умолять его простить Юлию, он в ярости крикнул:
- Я вам желаю таких же дочерей, жён и сестёр, как моя дочь Юлия!...- и выгнал всех вон.
Теперь он чувствовал себя слабым и больным, как никогда. Его мучил страх, что он мог умереть внезапно, хотя мечтал о лёгкой, внезапной смерти. Август боялся, что не успеет внушить Тиберию нужные для управления государством мысли, предостеречь, указать.
Он с глубоким вздохом посмотрел на пасынка, который стоял посередине комнаты с каменным выражением лица, и, театрально вскинув над головой руки, воскликнул:
- Ну, что ж! Пускай правит! Тем чаще римский народ будет вспоминать мою мягкость и доброту!
Он взял под руку Тиберия и начал прогуливаться с ним по комнате.
- Слушай меня внимательно, милый Тиберий.
- Я весь внимание, отец.
Август, рассеянно глядя перед собой, вынул из пояса горбушку и с удовольствием закусил
- Вчера я возвращался из царской курии в носилках. Съел ломоть хлеба и несколько ягод толстокожего винограда. И этим был сыт весь день…- Он потёр лоб и поморщился…- Да…этот Агриппа…мне донесли сенаторы…я ведь недавно болел…Так вот сенаторы в дни моей болезни…я знаю их имена…но пускай им простят боги…немедленно отправились к Постуму. И в разговоре с ним обращались к нему «государь».
Тиберий вздрогнул. Всё поплыло у него перед глазами. Он уже мысленно видел толпы ликующей, ленивой и развратной черни, которая несла на плечах своего любимца – пьяницу и бездельника Агриппу. И так будет. И это несмотря на то, что Тиберий после каждого возвращения из похода осыпал милостями город, а денежные раздачи превосходили во много раз те, что позволяли себе иные полководцы. И тем не менее , народ не любил его.
Тиберий яростно ударил себя в грудь кулаком.
- О, неблагодарная чернь!
Август остановил его нетерпеливым жестом руки.
- Есть единственный выход, и я хорошо подумал о нём пока ты находился в Иллирике…- Он выдержал длинную паузу и жёстко сказал: - Ты прикажешь убить Агриппу, едва я умру… в день моей смерти. А ныне пускай живёт.
На глазах принцепса заблестели слёзы. Он любил своих детей , глубоко страдал и по несколько раз на дню выслушивал гонцов, что прибывали из мест, где находились его дети. Расспрашивал гонцов с величайшей подробностью о их жизни. Но, считая и весьма справедливо, что его поведению подражал народ, не прощал детей.
- Я сделаю так, как ты велишь, отец.
- Ну, и хватит об этом!
Август глубоко вздохнул и, по-прежнему не обращая внимания на мальчиков, которые сгрудились в углу комнаты, улыбнулся и протянул руки к полководцу.
- А теперь, милый Тиберий, обними и поцелуй меня. Я здорово соскучился по тебе за эти годы. Я часто видел во сне…- Он заметил на руке Тиберия длинный, узловатый шрам, ощупал его и взволнованно воскликнул: - Тебе грозила опасность?!
- Нет, отец.
- Как же ты получил эту рану?
- Панонийцы окружили мои легионы в горной теснине. Мы стояли в ней двое суток без сна…
- И что дальше?
Тиберий жестоко ответил, чеканя слова:
- Мы разбили их!
- И это весь рассказ?
- Что ты хочешь услышать, отец?
- Как ты был ранен?
- Мне пришлось встать впереди легионов и принять первым удар варваров.
- Ага…- с мягкостью во взгляде принцепс осмотрел лицо полководца.- Вижу, у тебя лицо усталое. Ты, наверное, домой не заходил?
- Нет.
- Сразу после Иллирика ты пришёл ко мне?
- Да, отец.
- И, наверное, не ел?
- У меня не было времени. Я скакал на коне, не останавливаясь, от Брундизия.
- Хорошо. Сходи домой и возвращайся, как можно быстрей.
Тиберий по двум причинам торопился в Рим. Находясь в лагере, он получил известие от матери Ливии о том, что среди друзей Августа всё чаще шли разговоры о нём, Тиберии, как о полководце, который замыслил отложиться от Рима и только, мол, поэтому он затягивал окончание войны и не спешил на призыв принцепса вернуться домой. Тиберий хорошо помнил: за что погиб восемнадцать лет назад его старший брат Друз, командующий германскими легионами. Друз, не таясь, высказывал мысли, что при первой же возможности он восстановит прежний государственный строй. Он мечтал о республике. Август, подозревая Друза в измене, приказал ему покинуть провинцию «Германия» и верные ему легионы, и так как Друз медлил, отравил его ядом.