- Вы меня оскорбляете таким поведением! Я ваш ученик. Пришёл слушать, а не приказывать и не управлять вами!
Это необычное самоуничижение грозного полководца вызвало ещё больший прилив умиления в душах перепуганных людей, любовь и обожание.
А когда Цезарь в конце рабочего дня начал покашливать и кутаться в тогу, говоря, что он от переутомления чувствовал приближение смерти, умоляя не вставать с ложа до полного выздоровления. Он же, с трудом ворочая языком, обращался к Геманику, который должен был отправиться на север и возглавить легионы, стоявшие в Галлии и Германии:
- Сын, возможно, я не доживу до дня твоего возвращения в Рим, поэтому обьявляю тебе свою волю: ты будешь моим наследником. А сейчас, как соправитель, улаживай дела в Германии с уверенностью, что вскоре ты станешь Цезарем.
От внимательного взгляда Тиберия не укрылось чувство удовлетворения, что скользнуло по лицу Германика, и Тиберий ещё более слабым голосом добавил:- Видят боги, сын, что едва ты вернёшься из провинции со своими легионами, то я, если останусь в живых возложу на тебя венец Цезаря, а сам уйду на покой. Куда мне старику тягаться с молодыми.
Тиберий после этих слов, словно отнявших у него последние силы, рухнул на ложе и умиротворённо вздохнул. Германик преклонил колено перед отцом. Сенаторы стояли в почтительных позах и с умилением смотрели на Цезаря, а кое-кто. Видя его слабость, радовался, что Тиберий вскоре мог умереть.
- Отец, - сказал Германик, - я хочу просить тебя об одном благоволении.
- Говори. Ты мой соправитель, но помни: я ничего не решаю без отцов-сенаторов.
- Цезарь, перед тем, как отправиться в Германию, я хотел бы испросить разрешение о встрече с Понтием Пилатом…
Тиберий замер в ужасе от того, что имя военного трибуна не забыто. И теперь, вспомнив о нём, сенаторы могли допросить его.
Он устало сказал:
- Ты говоришь, Германик, о том трибуне, который вывел из Тевтобургского леса остатки разбитых легионов?
- Да, Цезарь.
- Ну, что ж. Если бы он не был преступником, то я просил бы тебя забрать его с собой. Он был бы полезен тебе и словом и делом.
- Отец, прости его.
- Нет-нет, Германик, всё зависит от воли отцов-сенаторов.
Сенаторы единогласно простили Понтия Пилата, зная, кто ему приказал убить Постума, и вскоре покинули Цезаря.
Когда Тиберий остался один, он с лицом полным бешеной злобы вскочил на ноги и, кусая кулаки, начал быстро ходить по комнате, в ярости крича:
- Как заткнуть рот Понтию Пилату! Ведь он всё расскажет Германику. А тот…да я же видел по его лицу…готов растерзать меня! Он обязательно бросит северные легионы на Рим! О, горе мне. Я держу волка за уши. У меня нет ни одного верного мне легиона.
Вдруг он увидел перед собой Ливию и радостно вскрикнул, умоляюще простёр к ней руки.
- Ливия, спаси меня!
И бросился перед ней на колени. Она жестом попросила подняться его и, с презрением оглядывая огромное дрожащее тело сына, властно заговорила:
- Нужно немедленно убить Понтия Пилата.
- Но кого послать на убийство?
- Не перебивай меня, глупец!
Этот окрик неприятно резанул душу Цезаря. Он опустил голову и шумно засопел. Мать же, не обращая внимания на обиженный вид сына, продолжала говорить сильно и громко:
- Я привела с собой Гнея Пизона, сына сенатора.
- Ну а мне какое дело до него?- вскинулся раздражённо Тиберий.
- Он недавно промотал отцовское наследство, однако у него есть надежда вскоре стать богатым. Некий патриций завещал ему и Понтию Пилату своё состояние в равных долях. Вряд ли Пизон захочет делить его с человеком, который сожжет оказаться в его власти…
- Так – так, я понимаю.
- Этот Пизон не раз говорил, что ему в детстве было нагадано прорицательницей стать Цезарем.
- Ого! Да он опасен! Сколько ему лет?
- Шестнадцать.
- Ну, тогда я сам задавлю наглеца этими руками.
- Нет, мой сын, ты встретишь Пизона лаской.
- Ну, хорошо, Ливия, объясни мне, что ты задумала?
Ливия неторопливо села в кресло и надолго замолчала. Эта умная и ловкая женщина, которая в течении долгих лет готовила для Тиберия венец Цезаря, убрав с дороги законных наследников, хотела всегда руководить сыном, жаждала власти, но не очень обольщалась, зная характер Тиберия. Сегодня он валялся у неё в ногах, а завтра… она подняла голову.
- Пизон хвастал…мне об этом доложили…что прорицательница имела ввиду тебя и Германика. Говорила ему: «Переступишь через тела Цезаря и его сына». И он вчера, когда Друз зачитывал завещание Августа, сказал друзьям: «Теперь я не знаю с кого начать: с отца или с сына?»
- Так он находился в Хрмае?
- Да, он преторианец, декурион.
- Но, Ливия, говори же, говори.
- Пускай он убьёт Понтия Пилата, Германика, а потом…
- Я знаю, что потом, - перебил её Цезарь и сильно крутанул кистями рук перед собою, словно ломая палку.
Ливия вышла в коридор, а её сын отошёл к окну и глянул вниз, на улицу «Священная дорога». Она в этот прохладный час была полна людей. На противоположной стороне её в тени портиков женоподобные мужчины смотрели на юнцов, хватали их за руки, торопливо шептали о блаженстве…
Цезарь плюнул в окно на улицу и зарычал:
- Мразь! Я наведу порядок в Риме!
А когда в комнату вошёл длинный юнец с видом самоуверенным и наглым, Цезарь в приступе ярости бросился на него с поднятым кулаком. И только появление Ливии остановило его от убийства. Он раздражённо крикнул:
- Ты заставляешь меня ждать, Пизон!
И возлёг на ложе, исподлобья внимательно следя за каждым движением декуриона и тихо бормоча: - Ну, гадёныш, я не позволю никому тронуть тебя. Сам сломаю тебе шею.
Гней Пизон равнодушно и презрительно смотрел в глаза Цезаря и тем пугал его. Тиберий вскочил с ложа и, сделав знак матери, чтобы она удалилась. Спросил декуриона:
- Где сейчас находится Понтий Пилат?
- В Мамертинской тюрьме.
- Его подвергали пытке?
- Нет.
Пизон насторожился, пытаясь понять, что хотел от него Цезарь. Тот прошёл по комнате и неторопливо продолжал говорить:
- Германик только что получил разрешение у Правительства забрать с собой Понтия. Но я почему-то решил, что его подвергли пытке и, как принято, сбросили в Тибр.
Пизон догадался, что хотел Цезарь и быстро ответил:
- Цезарь, позволь мне проверить: жив ли он?
- Да-да, проверь. И возьми с собой десятка два преторианцев. А если он жив….что ж… передай его Германику.
Декурион, выбегая из комнаты пробормотал, но так, чтобы его услышал Тиберий:
- Я передам Понтия Германику, но без головы.
Мамертинская тюрьма стояла на высоком берегу Тибра, недалеко от центра города и представляла собой крепость, где содержались особо опасные государственные преступники. Из-за её мощных стен не доносились крики пытаемых людей, но каждый день из этой тюрьмы подручные палачей выбрасывали истерзанные трупы в Тибр, вид которых вызывал ужас у римлян. Около тюрьмы никто не селился. Вокруг был пустырь, полный мусора, дохлых собак и прочих мелких животных.
Пизон в сопровождении кон ной полу-центурии галопом промчался по улицам, сбивая, давя встречных людей. Выскочил на площадь перед тюрьмой, огляделся. С другой стороны на ту же площадь приближалась большая группа всадников. Это был Германик со свитой офицеров.
Пизон, торжествуя, рассмеялся и, подняв коня на дыбы, бросил его вперёд, к воротам Мамертинской тюрьмы. Зычно крикнул страже пароль: «Юпитер!» И торопливо, скороговоркой добавил:
- Я несу приказ Цезаря!
Ворота распахнулись. Преторианцы обезоружили стражу и взошли на стену. Пизон указал рукой на катапульту, что стояла под навесом.
- Ставьте её сюда. Заряжай!
Орудие тяжело гакнуло и швырнуло вперёд и вверх каменную глыбу.
Пизон с надеждой устремил взор на всадников, но камень по крутой дуге, пролетев над ними, смял забор. И юный преторианец, досадливо морщась, побежал в глубину двора на поиски Понтия Пилата.