Она помчалась в угол, увлекая за собой Птолемея. Я медленно отступал за царицей, отражая удары гвардейцев. Все прочие в замешательстве смотрели на эту сцену, не двигаясь с места.
Клеопатра, крепко держа за волосы своего брата, который вопил и лягался ногами, уже тянула на себя потайной засов деревянной двери. И, казалось, ещё мгновенье, и мы все трое окажемся в подземелье. Но тут Ахилла, придя в себя, с горловым, пронзительным криком метнулся в ноги Птолемея, обвил их руками и рванул в свою сторону. Ход был уже открыт, и, Клеопатра, потеряв свою добычу, прыгнула во мрак, захлопнув за собой дверь. Щёлкнул замок, который второй раз открыть было невозможно.
В комнату вбежали римские легионеры. Они по приказу Цезаря окружили меня и оттеснили гвардейцев к стене.
Глава двадцать шестая
Теперь все стояли на ногах и смотрели на Цезаря. Он долго молчал с лицом бесстрастным и неподвижным. В комнате росло напряжение, но никто не решался нарушить тишину.
Вдруг полководец резко качнулся телом и быстрым жестом правой руки указал себе под ноги, и голосом скрипучим и жестоким заговорил:
- Здесь диктовать условия буду я!.. – он помедлил секунду и добавил:- …от имени римского народа!
Ахилла, дрожа коленами, перебил его:
- Скажи, Цезарь, точнее: от самого себя.
- Пускай так. Это не имеет значения для Египта.
Птолемей, ещё более дрожа, чем его воспитатель, скрылся за его спину и оттуда крикнул:
- Цезарь, ты распоряжаешься нами, как в своей провинции!
- Да, Птолемей. От меня зависит: быть Египту провинцией или царством.
Ахилла поник головой, а его спина прогнулась. На лицах сановников, обращённых к Цезарю, появились угодливые улыбки. Кто-то из египтян ударил в ладоши.
Полководец с удовольствием окинул взглядом подавленных и льстивых вельмож, прошёл между ними, упиваясь своей властью и всемогуществом, ткнул пальцем, едва ли не в нос, Ахилле, отчего тот в испуге отпрыгнул назад и закрылся руками.
- Ты, Ахилла, дашь мне отчёт о том, кто убил Помпея. Все виновные в смерти гражданина Рима будут отправлены под топор палача. Ты, Птолемей…
- Я не виноват!
- Ты, Птолемей низложен мною. И отныне я запрещаю тебе носить царский урей. Дай мне его.
Мальчика, словно акробат на канате балансируя руками, осторожно шагнул к полководцу, вжимая голову в плечи под тяжёлым, пронизывающим взглядом Цезаря. Тот протянул к Птолемею длинную жилистую руку с раскрытой широкой ладонью. Птолемей, всхлипывая, с трудом снял с головы парик с уреем и уронил его на пол, сжался, не зная, как поступить дальше.
Цезарь по-прежнему держал перед его лицом руку и молчал. Сановников царя била дрожь.
Я подошёл к мальчишке, поднял парик и неторопливо надел его на влажную голову Птолемея и обернулся к римлянину.
- Цезарь, перед тобой царь Птолемей, владыка Египта.
Полководец резанул меня удивлённым взглядом. Его белокожее лицо стало багровым и исказилось гримасой, похоже на страдание. Он хрипло ответил:
- Хорошо. Я подумаю над этими словами. Но, независимо от моего решения, я, волею римского народа, обьявляю царицу Клеопатру единственной государыней, с которой будет говорить Рим.
Полководец сделал мне знак: следовать за ним, и стремительно вышел из комнаты. Во дворе, уже в окружении своих всадников, Цезарь внимательно всмотрелся в меня и сказал:
- Странный ты человек…Найди Клеопатру и приведи её ко мне.
Однако разбирая поводья коня, он не спешил покинуть двор, несмотря на то, что римские легионеры кричали ему с улицы, что вокруг них увеличивалась толпа возмущённых горожан, которые швыряли в легионеров камни.
Но вот Цезарь повернулся ко мне и, презрительно кривя тонкими длинными губами, воскликнул:
- То, что я легко могу простить гражданину Рима или не обратить на это внимание, я не прощу египтянину! Запомни это, Латуш. В следующий раз ты поплатишься головой. А пока – цени моё милосердие!
И он ускакал на улицу.
Александрийцы, узнав о том, что Цезарь хотел возвести на трон великих царей Клеопатру и сместить Птолемея, возмущённые, вооружились, кто как мог, и сбежались к дворцу царя царей. При виде полководца, они, осыпая его бранью, крича: «Подстилка Никомеда!» обрушили на него град камней и палок. И ему вместе с центурией солдат пришлось мечами прокладывать себе дорогу в людском море.
Горожане осадили дворец, где укрылся Цезарь, а два дня спустя, когда появился римский легион, Ахилла ввёл в город свои войска. На улицах Александрии началась битва, которая продолжалась более девяти месяцев. Горожане в озлоблении искали Клеопатру, чтобы предать её смерти, обвиняя царицу во всех бедах и несчастиях, что поразили страну.
Боясь, что она в темноте подземелья могла угодить в ловушку и погибнуть, я немедленно помчался по улице, ища вход в лабиринт и, найдя, долго бродил под землёй, разглядывая пыльный пол, где могли остаться следы Клеопатры. Она сидела в коридоре, прижавшись спиной к той двери, которую так неосторожно захлопнула. Её руки и лоб были покрыты царапинами. Видимо, царица в первые секунды, оказавшись в лабиринте, бежала обьятая страхом.
Она с визгом кинулась мне на шею, но тут же отпрянула назад, торопливо достала из пояса небольшое зеркало и. оглядев израненный лоб, дико завопила:
- Проклятый Латуш, ты сделал меня уродкой! Я прикажу, как только ты выведешь меня отсюда, распять тебя на кресте!
Когда же я сказал Клеопатре, что её ждал Цезарь, она затихла. Мы вышли на улицу. Я спрятал царицу в мешок, забросил его на спину и направился к Цезарю. Но только поздно ночью мне удалось пройти в осаждённый дворец к римлянам.
Цезарь, при виде меня, поспешил навстречу и сжал руками плотный мешок.
- Неужели этот комочек и есть царица Клеопатра?
- Да, Цезарь, это я,- мелодичным голосом ответила царица.- Но прошу тебя, Цезарь, дай мне время привести себя в порядок.
Я опустил мешок на пол и вышел из комнаты следом за полководцем. Он казался возбуждённым. Позвал массажистов. И пока они натирали его худое, морщинистое тело благовонными маслами, он сбросил с головы пышный венок, обнажив огромную плешь. И с горечью глядя на своё отражение в зеркало, со стоном пробормотал:
- О, моё мучение… чтобы я ни отдал за хорошие, крепкие волосы и свежий рот.
Когда массажисты умастили на затылке Цезаря длинные пряди волос, он взял гребень и осторожно начал зачёсывать их вперёд, укрывая ими голый череп. Он пытался взбить их, но они могли держаться на темени только плотной тонкой полосой. Это приводило в отчаяние римлянина, потому что эта пришлёпнутая причёска в сочетании с его большими, некогда красивыми глазами, а сейчас окружёнными глубокими морщинами с оттянутыми книзу уголками у височных сторон – превращала великого человека в урода.
Увидев в зеркало себя таким страшилом, Цезарь с проклятием на устах отвернулся от него.
- О, боги, зачем вы дали мне разум и удачу и лишили красоты. Все свои победы я отдал бы сейчас за одну ночь юности!
К Цезарю то и дело вбегали окровавленные солдаты. Он равнодушно слушал их и, досадливо морщась лицом, отпускал их раздражённым взмахом руки. На его усталых и умных глазах блестели слёзы. Он часто и горестно вздыхал, в отчаянии поднимая руки к небу.
Облачив себя в пурпурные одежды, Цезарь водрузил на голову толстый венок и, не обращая внимания на отдалённые крики горожан: «Эй, злачное место Никомеда, выйди сюда! Мы дадим тебе своего Никомеда!» со вздохом пробормотал в глубокой задумчивости:
- Неужели мне придётся держать венок на голове всю ночь… Ведь она так молода. И я боюсь её напугать своей плешью…О, боги…
Клеопатра стала его наложницей. А я поспешил в Оникийский округ к Мемфису, где жила большая колония иудеев.
Египетские иудеи давно прославили себя, как ревностные защитники своих владык – фараонов, которые осыпали их милостью и подарками за мужество и верность, давно не свойственную самим египтянам. Иудеи не были наёмниками в армии Египта. Они считали эту страну своей второй родиной и защищали её остервенело, чем вызывали раздражение у коренного населения.