— Вы должны простить Веницию, — сказал без всяких эмоций Ротус. — Такая уж она у нас взрывная.
Геракл отметил, что среди повстанцев находились еще по крайней мере две женщины, и этот факт, очевидно, не ускользнул и от глаз Иолая.
— Да на здоровье, — спокойно ответил Геракл. — Вот только я не думаю, что вам пойдет на пользу, если вы станете нас тут удерживать.
— Правда? А почему?
— Мы всего лишь судьи, — объяснил он. — Если мы не появимся на празднике, они тут же найдут вместо нас других.
— Они не посмеют, — заявила Вениция и ударила кулаком по столу.
— Почему не посмеют?
— Потому, — резко ответила она.
Остальные заговорщики громко заворчали.
— Послушайте, — сказал Геракл, обращаясь главным образом к Ротусу, — мы не имеем никакого отношения к этому Титу Перикалу. И к Фемону тоже. Меня и моего друга Иолая, вот он здесь со мной, пригласили судить состязания, и мы намереваемся принять это приглашение.
Ропот усилился.
«Терпение, — напомнил себе Геракл, — терпение».
Он сделал еще одну попытку:
— Вероятно, вам известно, кто мы такие, а значит, известна и наша репутация. — Он нахмурился, и ворчание немного затихло. — Так почему вы не хотите пропустить нас в Фемон, чтобы мы выполнили свое обещание? Если же мы увидим, что ваши жалобы справедливы и оправданны, тогда, не исключено, мы сумеем оказать вам поддержку.
— Мы и без вас неплохо справимся, — огрызнулась Вениция.
Ропот снова усилился.
— Ну, конечно, кто спорит? Я вовсе не говорю, что вы не справитесь.
Ропот затих
Ротус покачал головой:
— Все это звучит достаточно убедительно, однако мы действуем по приказу и знаем, что нам делать. — И добавил вполне искренне: — Извините.
Иолай, который явно не мог оторвать глаз от Вениции, подтолкнул друга локтем.
— А что там с этим самым Титом? Что он за птица? Подумаешь — глава совета старейшин! Ведь не царь, верно?
— Нет, — ответил Ротус и присел на краешек стола. — Он тиран.
— Это еще слабо сказано — тиран, — пробормотала Вениция.
Теперь изумился Геракл.
Хотя во главе государств обычно стояли цари или другая родовая знать, некоторые города, в том числе и Фемон, управлялись советами старейшин — ареопагами, избиравшимися из числа богатых и образованных граждан. Впрочем, в те дни все образованные люди были богатыми.
Однако во время войны, когда, ясное дело, для создания армии и руководства ею требовалась сильная рука, совет старейшин избирал тирана и передавал ему власть. Тиран наделялся широкими полномочиями, и его задача состояла в том, чтобы защитить город, выиграть войну и сберечь людей. Когда война заканчивалась, проводился парад и делилась добыча. После этого тиран уходил в отставку, а власть возвращалась к совету старейшин.
Почти всегда.
Ротус заметил изумление на лице Геракла и кивнул:
— Совершенно верно. Давным-давно Фемон воевал с морскими разбойниками. Тит Перикал был избран тираном. Он победил пиратов… и остался у власти.
— И сколько он уже находится у власти? — спросил Геракл.
Ротус закрыл один глаз и уставился на потолок. Затем он шмыгнул носом, протянул руку, поглядел на свою пятерню, закрыл другой глаз, наклонил голову, открыл глаза и сказал:
— Двадцать лет, не отнять и не прибавить.
— Что? — Иолай поскреб щеку. — Двадцать лет? Почему его так и не заменили?
Ворчание перешло в бессвязный лепет.
Ротус что-то мямлил, и Геракл вежливо попросил его повторить еще раз.
— Потому что дела в городе шли очень хорошо, вот почему, — проворчал заговорщик. — Никто не хотел рисковать, меняя власть, от добра добра не ищут.
— Не так уж хорошо, — поправила его Вениция.
— Ну да, не так хорошо, — согласился Ротус.
— Правильно! — крикнул кто-то. — Не так уж хорошо. Вообще-то иногда просто ужасно.
Повстанцы возмущенно загомонили. Они много махали кулаками и долго топали ногами. Затем кто-то затянул песню, явно предназначенную для подъема бунтарского духа. И снова все махали кулаками и топали ногами.
Геракл и Иолай переглянулись.
— Скажи мне, я точно не умер? — спросил Иолай.
Геракл покачал головой, хотя и сам заподозрил, что, вероятно, еще спит и что это еще один из тех кошмарных снов, значение которых он намеревался разгадать после пробуждения, чтобы стало ясно, что ему делать дальше. Вдобавок ко всем несчастьям от всех этих криков и распевания песен во всю глотку у него раскалывалась голова, и без того болевшая.