После краткой, но горячей молитвы они медленным шагом направились к песчаному берегу, и тяжело было у них на сердце.
Никогда еще ни одно дерево, куст или цветок не казались им столь близкими и дорогими, как теперь, когда они покидали их навсегда.
– Не знаю, почему мне так тяжело расставаться с этим местом? Казалось бы, что это – просто место учения, испытания; а между тем у меня такое ощущение, как будто невидимые цепи приковывают меня к каждому предмету, – со слезами на глазах заметил Супрамати.
Но и Дахир торопливо отер свои влажные от слез глаза.
– Чувство ваше совершенно естественно, друзья мои, и неужели вы сами не догадываетесь, чем внушено оно? – возразил Эбрамар.
Цепи, ощущаемые вами, отлиты из вашей собственной силы и ваших излучений, из астрального огня вашего существа. К каждому кусту, к каждому предмету, вы привязаны светлой нитью вашей воли, а потому вы очутились точно в паутине, и разрыв этой флюидической сети для вас тяжел.
По мере приближения к берегу около адептов собралась многочисленная толпа. То были обитатели острова, пришедшие проститься с наставниками и покровителями, понимавшими их и всегда выказывавшими им любовь и заботившимися о них. В умных глазах животных отражалась тоска разлуки.
Дахир и Супрамати ласкали жавшихся к ним животных, целовали шелковистые головки птичек, садившихся к ним на руки, и потом вошли в лодку, которая навсегда уносила их из того места, где над их челом засияла звезда магов, первый цветок мистического венца высшего посвящения.
Глава шестая
Для отдыха Эбрамар отвез своих учеников в тот гималайский дворец, где Супрамати в первый раз увидал своего учителя и покровителя. Эбрамар сказал, что им следует немного подготовиться к мирской жизни, к платью, которое придется носить в Европе, изучить всеобщий язык – нечто вроде эсперанто, – принятый в качестве международного; одним словом, им необходимо подготовиться, прежде чем вступать в людскую толпу, не возбуждая к себе внимания.
Программа эта заметно опечалила молодых людей. Они так отвыкли от светской суеты и шума, чувствовали себя так хорошо в уединении, на лоне прекрасной природы, в той умственной деятельности, которая заставляла их забывать о времени, что сознание необходимости покинуть это мирное и роскошное убежище было им невыразимо тяжело.
– Скажи нам, учитель, почему должны мы непременно снова войти в среду заурядного человечества? Мы были бы так счастливы побыть здесь с тобой и, признаюсь, мне отвратительна самая мысль смешаться с невежественной, порочной и пошлой толпой, – сказал Супрамати, когда они, сидя на террасе, беседовали о предстоящем отъезде.
– Правду говоря, мы довольно давно покинули Европу, и там все должно было измениться, – и нравы, и обычаи; мы будем совершенно не на месте и не будем знать, как держать себя, – прибавил Дахир.
– Тебе, Дахир, следовало бы быть рассудительнее, так как ты уже производил подобные опыты, попав из XV в XIX век, и всегда, однако, успевал ориентироваться. Вместо тоге чтобы ободрить Супрамати, самого младшего из нас, ты поддерживаешь его уныние, – неодобрительно отозвался Эбрамар. Поймите, дети мои, что эластичная душа мага должна уметь гнуться и применяться ко всяким положениям и, кроме того, не может становиться совершенно чуждой человечеству. Предназначенная нам в будущем роль ставит необходимым условием, чтобы мы всегда оставались до некоторой степени в сношениях и соприкосновении с поколениями, сменяющими одно другое на земле. Это – основной закон нашего братства, всегда точно сохранявшийся. Наши члены появлялись в обществе как простые смертные, смешивались с толпой и следили за ее физическим и умственным развитием. Таким образом, это – обязанность, которую вы неизбежно должны исполнить и, я уверен, исполните так же добросовестно, как относительно оживления бесплодного острова, – закончил с улыбкой Эбрамар.
– Ты прав, учитель, и я понимаю необходимость появляться время от времени в обществе людей; мне противно только ежедневное соприкосновение с этой сутолокой, – ответил Супрамати.
Дахир, сильно покрасневший на замечание Эбрамара, молчал, понурив голову.
– Ах, какой сегодня неудачный день! Неужели я в самом деле должен напоминать магу высшей степени, что во всем им предпринимаемом он должен по принципу гнать прочь от себя отвращение и сомнение, этих двух микробов, которые в корне подрывают всякую удачу в предприятии.
Увидя, что Супрамати также покраснел и опустил голову, Эбрамар добродушно сказал:
– Ну, милые мои друзья и ученики, к чему так трагически смотреть на вашу экскурсию в мире мимолетного земного человечества? Попробуем перебрать ее хорошие стороны.
Прежде всего нравственная сторона. Испытываемое вами отвращение вытекает отчасти из сознания вашего научного превосходства, высоко возносящего вас над толпою, и вам противно натыкаться на массу глупостей и всякой пошлости. Но, дети мои, сама наука есть вещь относительная.
Я знаю больше вашего и перед профаном я – полубог; а между тем я – ничто, слепой и убогий атом рядом с архангелом. Такое сравнение с высшими ступенями лестницы знания прекрасно охлаждает нашу гордость и тщеславие. Но человек так создан, что ему иногда приятно стоять в первом ряду среди низших. Это поднимает в нем уважение к самому себе. Человек сознает, что он представляет нечто, и наслаждается скромным чувством собственного достоинства. Такое удовлетворение ожидает и вас, – с вашим знанием и жизненным эликсиром.
Вы тоже окажетесь полубогами. Вы в состоянии делать «чудеса» и попутно много добра; никто не мешает вам стать благодетелями рода человеческого, имена коих будут записаны в летописях народных. Эти имена были бы, разумеется, так же бессмертны, как и вы сами, если бы планета не таила коварного замысла развалиться, а с останками ее исчезнут в невидимом пространстве и имена всех героев, составлявших гордость народов.
Молодые люди, слушавшие с напряженным вниманием, весело рассмеялись.
– Ах, учитель! Ты набрасываешь тень на свою заманчивую картину для того, чтобы наше тщеславие не чересчур возросло, и чтобы нас не ослепили краткие и временные слава и бессмертие? – воскликнул Супрамати, к которому живо вернулись веселость и хорошее расположение духа.
– Вы оба неблагодарны и хотите поссориться со мною, – возразил, добродушно смеясь, Эбрамар. – Если ваша слава и окажется недолговременной здесь, на земле, тем продолжительнее она будет в другом месте.
Разве вы забыли, что мы переживем нашу землю и что на новой планете, куда попадем, мы сделаемся основоположниками новой цивилизации, имена коих будут чтиться наравне с Гермесом, Рамой, Заратустрой и прочими великими наставниками человечества, о которых сохранилось предание между людьми, как о божественных царях, современниках золотого века.
Шутка Эбрамара рассеяла тоскливое настроение его учеников. Разговор продолжался весело, и молодые маги живо трунили над своим будущим дебютом в свете и ожидавшими их там приключениями.
Последнее время Супрамати стал замечать, что подаваемая пища становилась все более существенной и чувствовал, что тело его делалось тяжелее.
На его вопрос Эбрамар ответил, что необходимо заблаговременно привести организм их в такое состояние, которое позволяло бы им жить и свободно вращаться в толпе, не возбуждая к себе внимания.
– Ведь вы не можете жить в миру питательным порошком. Вы обращаетесь в простых смертных, а потому должны жить, пить и есть, как все, но, конечно, вегетарианскую пищу. А по возвращении мы вас быстро очистим, будьте покойны, – прибавил Эбрамар.
Маг вручил им также книги с правилами и словарь всемирного, бывшего в употреблении языка, состоявшего из смешения всех европейских наречий и языков, в том числе и китайского. Привыкнув к другим, более трудным и отвлеченным занятиям, адепты без особого труда изучили новый язык, показавшийся им, говоря откровенно, крайне неблагозвучным и пошлым.
– Какой дикий говор, – нашел Супрамати.