Не думаю, что хоть кто-нибудь снаружи ожидал снова увидеть нас. И тем не менее нам все же удалось благополучно выбраться на поверхность. Едва мы, сопровождаемые огромным облаком пыли, выскочили из штольни, как толпа людей, стоявших у входа в шахту, возбужденно крича, сразу же окружила нас.
Пробравшись сквозь толпу, я упал на четвереньки рядом с промывочным лотком и окунул голову в холодную воду. Затем перевернулся на спину и, закрыв глаза, постарался отдышаться. Когда я открыл глаза, я увидел склонившегося надо мной Яноша.
— Бог мой, сэр, это уже слишком, — взволнованно произнес он. — Я уже решил, что вы погибли.
— Все претензии к Ван Хорну, — ответил я. — Похоже, он ищет себе погибель. Жить ему, что ли, надоело?
Я коротко рассказал Яношу, что произошло в шахте. Когда я закончил, он нахмурился, что для него было не очень характерно.
— Та-а-ак, — протянул он. — Что, Ван Хорн снова вошел в роль?
— Это у него смена настроений.
— А у тебя?
Я удивленно сдвинул брови.
— Вы же были там вместе, мистер Киф. Вы бы могли погибнуть, сэр, и ради чего?
Что верно, то верно, подумал я и, поднявшись на ноги, увидел приближающегося Ван Хорна. Рабочие, уступая ему дорогу, все же старались держаться к нему поближе. Многие из них испуганно крестились.
Подойдя к промывочному чану, он зачерпнул из него воды, вылил ее на голову и плечи и, посмотрев на меня, улыбнулся:
— Мы пережили волнующие моменты, Киф.
Улыбка сползла с губ Ван Хорна, и его лицо вновь сделалось серьезным. Он протянул руку, взял лежащую рядом рубашку и надел ее. Морено, а за ним и остальные шахтеры подошли к Ван Хорну. Юрадо, я заметил, держался в стороне и с явным интересом наблюдал за происходящим. Но он меня совсем не занимал, поскольку было не до него.
— То, что вы сделали для моего бедного брата, святой отец, проводили его в последний путь, рискуя собственной жизнью, забыть невозможно, — взволнованно произнес Морено. — Мы все у вас в огромном долгу. Все. Если мы смогли бы для вас что-нибудь сделать...
Ван Хорн замер, глядя на стоящих перед ним людей. Конец рукава рубашки свободно болтался на его запястье. Я не мог видеть выражения его лица, но почувствовал, что он весь напрягся.
— Скорбь по усопшему — это взывание к милости Всевышнего, спасшего души многим смертным. Сегодня в половине третьего я совершу в церкви обряд поминовения. Всех, кто действительно испытывает ко мне чувство благодарности, жду в церкви.
От этих слов даже на лице Яноша застыл неописуемый ужас, не говоря уже о Морено и его товарищах.
Юрадо тем временем, оседлав лошадь, уже мчался галопом, неся эту новость своему хозяину.
Глава 10
Не поговорив ни со мной, ни с Яношем, Ван Хорн объявил, что возвращается в Мойяду, и вместе с двумя десятками шахтеров, у которых были лошади и мулы, тронулся в путь. Остальные рабочие забрались в большую кибитку, запряженную четверкой мулов.
Мы с Яношем сели на телегу. Он был явно недоволен поворотом событий.
— Он, случайно, не ударялся головой в шахте? — раздраженно спросил меня Янош.
— Несколько раз, — ответил я.
— Я так и думал. У него съехала крыша. Ничем другим его поступки не объяснить. Для Ван Хорна это будет началом конца. Этот выпад де Ла Плата безнаказанным не оставит.
— Думаю, Ван Хорн пошел на это осознанно. Он провоцирует Томаса на открытое столкновение.
— В этом есть смысл, если только де Ла Плата появится один, но на это рассчитывать не приходится. Если он и объявится во время службы, с ним будет не менее дюжины вооруженных бандитов.
— Ван Хорн наверняка хитрит, — сказал я. — Не думаю, что он просто так дает повод его повесить.
— Да, но возможен и другой расклад, — заметил Янош. — А что, если, как я уже говорил, Ван Хорн не может выйти из роли священнослужителя?
Я попытался прогнать от себя эту тревожную мысль.
— Чушь какая-то.
— Тогда объясни, если сможешь, его сегодняшнее поведение. Он вместе с тобой и Морено полез в шахту, остался с этим заваленным несчастным. Исповедал, облегчил его душу, судя по твоему рассказу, как настоящий священник. Зачем он это делал? Ради чего рисковал собственной жизнью?
Вспомнив на минуту, что произошло в забое, я неожиданно содрогнулся при мысли, что я и сам в те минуты, как это ни покажется глупо, воспринимал Ван Хорна как настоящего пастора.
— Ну, я не знаю, — неуверенно произнес я. — Я ведь и сам туда полез. Не так ли?
— Относительно тебя все понятно, — улыбнулся Янош. — Видите ли, вы, сэр, ирландец. И кто может сказать, что такие, как вы, хоть раз в жизни поступали обдуманно и логично?
На этом наш разговор прервался, так как мы уже приехали на гасиенду. Подъезд к дому нам преградили двое людей Томаса де Ла Плата. В дом нас они не пустили, однако и не воспрепятствовали покинуть усадьбу.
Янош мирно клевал носом на заднем сиденье, а я, нахмурив брови, вел «мерседес» по дороге в Мойяду и мысленно пытался разобраться в Ван Хорне, в этом грабителе и убийце, добровольно пришедшем мне тогда на помощь в доме старого Тачо. Да, тогда он спас меня от неминуемой гибели, думал я. Это он, не раздумывая, кинулся в темную шахту навстречу смертельной опасности, чтобы протянуть руку умирающему и с молитвами проводить его в мир иной. Поступок, надо прямо сказать, мужественный, но бессмысленный. Хотя неизвестно, для кого как. Да и вообще, какой смысл можно было отыскать во всем том, что происходило с нами?
Возвратившись в гостиницу, я сразу заметил, что сервис в ней разительно изменился. Войдя в бар, мы увидели за стойкой Морено. Он, должно быть, уже успел принять ванну и теперь светился чистотой. На нем были свежая белая рубашка и черный галстук.
Морено извлек бутылку того самого особого виски, три стакана и смущенно произнес:
— Почту за честь, если джентльмены выпьют со мной.
— Весьма любезно, — ответил Янош, и мы направились к стойке.
Морено, разлив виски, поднял свой стакан:
— Сеньор Киф, позвольте поблагодарить вас за то, что вы сделали для моего двоюродного брата. От имени всей нашей родни.
В ответ я пробормотал какие-то слова признательности, думая, как много значат для этих людей родственные связи.
— А отец Ван Хорн, сеньор? Вы думаете, он сделает то, что пообещал? — осторожно спросил Морено.
— Насколько я знаю, Томас де Ла Плата запретил ему проводить церковную службу. Вот все, что мне известно, — ответил я.
— Это не наше дело, — вставил Янош.
— Ты думаешь, у священника возникнут проблемы? — спросил я Морено.
— Дон Томас его убьет. В этом нет никаких сомнений. Он также убьет любого, кто придет в церковь на службу. По дороге сюда я пытался объяснить это отцу Ван Хорну, но он меня и слушать не захотел.
— Тебя — не захотел, может, нас послушает, — сказал Янош и, осушив свой стакан, посмотрел на меня: — Черт возьми, мистер Киф, не можем же мы позволить человеку так просто совершить самоубийство. Верно?
— Полагаю, что не можем, — ответил я, подыгрывая Яношу.
— Не беспокойся, Морено, — бодрым голосом сказал Янош. — Я думаю, нам удастся его отговорить.
Морено, бурно выражая слова признательности, проводил нас до машины, открыл заднюю дверцу и помог Яношу забраться на заднее сиденье. Думаю, как мэру Мойяды, ему просто не хотелось иметь дополнительных проблем в своем городке. С другой стороны, Ван Хорн своим поступком, несомненно, изменил его настроение.
Проехав по улицам селения, мы вскоре подъехали к церкви. Ван Хорна поблизости не обнаружили. Резко нажав на тормоз, от чего под колесами зашуршала уложенная вокруг церкви щебенка, я оглянулся и увидел Викторию, сидящую на лошади. Позади нее я заметил Начиту. Лицо девушки было встревоженным. Спрыгнув на землю, она подбежала к машине и, словно пытаясь удостовериться, что я цел и невредим, ощупала меня руками.