Выбрать главу

Николаев отметил, что Жуков тихо переместился к нему за спину, в темноту.

– Утонули?

Ефрейтор снова захохотал.

– Один повесился, другой зарезан, – ответил Николаев.

Капитан повернул лошадь. Всю левую половину его лица пересекал по диагонали, через лоб и до угла челюсти, толстый рваный шрам, глаз скрыла черная повязка.

– Не встречал вас тут прежде. Кто вы?

Но сыщик не успел представиться: капитан поехал прямо на него.

– Дмитрий?

– Господин капитан? – откликнулся Жуков, днем назвавшийся Петром.

– Ты до сих пор здесь?

– Так… Да. Мы, то есть «Муромец», на мель же сели. В июне.

– Река здешняя как переменчива, а? – хмыкнул офицер. – Ну, бывайте, господа.

Пришпорив лошадь, он сорвался с места. За ним, не прощаясь, последовал и ефрейтор.

– Уж давно за полночь. Пойду, пожалуй, – сказал Жуков. – Утомился больно.

Николаев не стал удерживать.

– Да и нам пора. Наталью Романовну только возьмем с собой по пути. Уж, поди, начисто Ефросинью мою извела.

Николаев отчаянно думал о доме.

Вернулись в церковь, где в углу на чемоданах дремала звонкоголосая барышня с пристани. Компаньонка, опершись спиной о стену, стерегла ее сон.

– Ты гляди – а платок-то так и не надела, – заметил священник. – Будите, Катерина Семеновна.

– Натали! – компаньонка ласково встряхнула хозяйку.

Та встрепенулась, подавила зевок.

– Вот и вы. Наконец-то.

К счастью, дом священника стоял шагах в тридцати. Едва увидев отведенную ему кушетку, Николаев молча повалился на нее и тут же уснул.

 

***

 

А Наталья не спала. Пока Кати разбирала чемодан, развешивая платья на смену, доставая ночное белье и щетки, она потребовала у священника бумагу и ручку и принялась за письмо.

«Дорогой Сережа, сегодня – самый худший день в моей жизни. Я оказалась в гнусном, грязном, гадком городе, населенном подлыми, грубыми, вороватыми людьми – и, самое страшное, я не могу отсюда уехать».

– Сергею Алексеевичу пишете?

Кому еще она могла писать глухой ночью после мерзкого дня? Подруге по гимназии? А может, отцу – после всего?

– Но как вы отправите письмо, Натали? Почтовый пароход не пришел.

– Как-нибудь. Может быть, он придет завтра.

– И тогда мы уедем. А если же вы хотите, чтобы Сергей Алексеевич получил сообщение, то лучше телеграфировать.

– В этой дыре есть телеграф?

– На пристани говорили о телеграммах.

– Хм. Завтра попробуем его отыскать.

«Здесь нет железной дороги, водный транспорт не ходит, потому что река поднялась: берег тает буквально на глазах. Но дикие и суеверные жители боятся другого. Они увидели какой-то недобрый знак и теперь опасаются разозлить – ты посчитаешь меня сумасшедшей, но, клянусь, это истинная правда – какого-то речного бога».

– Сергей Алексеевич станет сильно беспокоиться. А ведь мы еще вполне можем успеть вовремя.

Кати отвлекала и раздражала.

«Ближайший населенный пункт с железной дорогой, не считая деревень и приисков выше по течению – Алексеевск. И теперь догадайся, как туда можно попасть? Правильно, по реке – по той самой, где не ходят не только пароходы, но даже рыболовецкие лодки. Все вокруг замерло в страхе».

– Вместо того, чтобы речи готовить, будет не спать ночами. И потом с утра выступать, думая о том, как вы тут. А ведь он и без того расстроен вашей поездкой.

– Ты так о нем заботишься, Кати. Такое чувство, что он твой жених, а не мой.

«Я на полном серьезе опасалась, что нынешнюю ночь придется коротать на пристани. Но местный священник, неприятный вульгарный тип – из тех, кого принято называть мужланами – пригласил нас в свой тесный и темный дом. Здесь воняет то ли плесенью, то ли портками, и страшно сомкнуть глаза: днем нас уже обокрали…»

– С другой стороны – наверное, к лучшему, что почтового сообщения нет.

– Это еще почему? – не выдержав, Наталья отбросила ручку.