Татьяна никогда бы не позволила себе показаться на людях раздетой более, чем одетой. Она бы не распустила, сняв капюшон накидки, стриженые волосы по плечам. И не стала бы, да еще и так явно, румянить щеки и губы, подводить глаза.
Наталья Романовна улыбнулась.
Из зала слышалась музыка. Как выяснилось, на рояле играл ефрейтор. По дороге Николаев опасался, что они придут первыми, но ошибся: за столами, вытянутыми в букву «П», говорили и пересмеивались человек тридцать. Однако отчего-то никто из них не прибыл с женами – полуголая Наталья Романовна стала единственной женщиной. Она и разгоряченные местной дрянной бурдой дикие горожане – хорошее сочетание, чтобы лишиться головы, защищая честь незнакомки.
Не стоило брать ее с собой – но как было отказаться?
А вот и сам капитан. Его не узнать: и форма и сапоги вычищены до блеска, светлые волосы – слишком короткие, чтобы лечь ровно – приглажены, насколько позволили. Однако отчего-то так и не выбрит: квадратный раздвоенный подбородок зарос рыжеватой щетиной.
Подошел, растягивая широкие губы в улыбке, пожал руку Николаеву, поцеловал барышне.
– Рад, что пришли.
– Ну же, господин капитан! – нетерпеливо воскликнули из-за стола.
– Простите, я на минуту.
– Как эти военные разбирают, кто есть кто? Никогда не понимала все эти погоны, – Наталья Романовна сморщила острый нос
– Все очень просто. У капитана на погоне один просвет и нет звездочек, у полковника, например, – тоже их нет, но просвета два. У ефрейтора погон чистый – одна узкая поперечная нашивка.
– Фельдфебель Евстафьев! Сыграйте, в самом деле, что-нибудь повеселее!
Наталья Романовна рассмеялась.
– Видимо, здесь какое-то недоразумение.
– Безусловно. Ничего, я тоже совершенно в этом не разбираюсь.
Проходя к столу, Николаев заметил Ялова – черного, плотного, похожего на грека. Тот тоже увидел сыщика: вскочил, разулыбался. Снова пылко поблагодарил, даже по плечу хлопнул, чего Николаев терпеть не мог. Наталье Романовне ручку звучно чмокнул.
– Ваш друг?
– Не совсем. Это путейный инженер Ялов. Я с ним сюда приехал. Не захотел до Алексеевска везти. Лишние расходы, сказал.
– Прижимист. Своего не упустит, – подтвердили из-за стола, и представились: – Фома Иваныч Разумов. Купец второй гильдии.
– Ялов? – переспросила Наталья, с интересом глядя на путейца.
Николаев отодвинул стул – она села.
– По чарочке? – предложил купец.
– Только если по одной, – Николаев с ужасом вспомнил о недавних страданиях, рассмешив Фому Иваныча:
– Да вы, как вижу, не любитель местных угощений? А вам вина, сударыня?
– Нет, спасибо. Я буду то же, что и все.
Выпив, Николаев расслабился и повеселел.
– На второй день уже легче идет. Вчера я отведал этого напитка и решил, что с жизнью прощусь, – сыщик расстегнул пуговицу на вороте.
– Человек ко всему привыкает. Мне тоже поначалу не в то горло шло. Как вам наш город? Как устроились?
– У священника. Тесновато, признаться.
– Еще по одной? Ну, ваше здоровье!
Принесли запеченную рыбу, однако никто, похоже, не придал этому значения. Возможно, здесь у них принято подавать блюда сразу с горячего.
Капитан оказался прав: за столами пили, смеялись, обсуждали цены, торговлю. Кто-то заговорил о войне – как о чем-то далеком, не имеющем большой важности. Все так, как будто за стенами управы ничего особенного не происходило.
– За вашу очаровательную супругу! – предложил сосед.
– Наталья Романовна не… – стоило ли его переубеждать? Пожалуй, всем будет лучше если заблуждение сохранится – самому Николаеву будет меньше хлопот. – Благодарю.
Она, очевидно, решила что-то свое. Лукаво улыбнулась, глядя прямо в глаза своими черными-черными, подведенными поверху. А потом наклонилась и шепнула на ухо:
– Это так ужасно, Матвей Леонидович. Как тот человек живет с такой страшной раной? Я бы не смогла.
Николаев и так понял, о ком речь, но она показала глазами на капитана, сидевшего за центральным столом.