Выбрать главу

– А что не по воде?

– Так все, кто мог, еще когда ушли. У нас-то, почитай, ничего кроме лодок. А вода валом прет, говорю ж. У вас-то тут как?

– Сам не видишь? Уже по улицам хлещет. Скоро всех нас сметет.

– Жути-то не нагоняй, – черный всмотрелся в толпу. – Здорово, отец Василий.

С виду, вроде как, и знаком – но нет, не понять, кто.

– Чай, не помнишь? Никодим я, Лещука сын.

– С возвращением тогда.

Давно он здесь не показывался, а изменился за годы так, что немудрено не признать – мать бы, поди, и та не справилась.

Отец Василий, приподняв, перетащил через грязь телегу – Ефросинья все хлопотала, как бы не обронил мешок – и дальше повез, домой.

С сыщиком, которого среди ночи солдаты едва живого принесли, до того опился – ох и близок с зеленым змием, сильна полицейская братия глаза заливать! – разминулись опять. Хорошо.

Но ни Степана в избе, ни Учи – а это уже скверно.

Разложив гребешки да шпильки на столе в кухне, Катерина Семеновна делала прическу Наталье Романовне.

– Коротковаты у вас волосы. Давайте чуть иначе уложим – тоже будет красиво.

– Неужели это так сложно, Кати? – рассердилась барышня, но, увидев отца Василия, отвлеклась. – Что слышно о пароходе? Я еще сегодня не выходила.

– Уезжающих не видал, зато приезжих немало, – отец Василий понес мешки с пока ненужной известью в клеть. – Половина приисков к нам пожаловала.

– Вот как? А кто приехал?

Вопрос сперва показался странным – сама ж чужая – но ведь и точно: она-то тоже спустилась из верховий. Что там делала барышня, до сих пор не назвавшая фамилии – уже ее одну касалось, да только и впрямь могла знать тамошний народ.

– Лещуков с Северного своих перевез. Затопило их. А с других двух – Яловского и Федоровского – пока не едут. На лучшее надеются, видно – они ж немного в сторону. Либо, наоборот, уйти не могут.

Отец Василий неловко уложил мешок – стоило отпустить, как тот рухнул вперед и прямо на ногу. Сдержался – только охнул.

– Зашибся? – всколыхнулась Ефросинья.

– Да оставь… Никто не заглядывал, пока нас не было?

– Мне что теперь, за гостями следить? – Наталья Романовна словно только и ждала предлога для перепалки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тяжко. Отец Василий утер пот со лба.

– Стало быть, офицер – рыжеватый такой – не заходил?

Барышня, кажется, покраснела. А может, почудилось.

– Я никого не видела.

Куда же подевался Степан?

– Ладно, буду раствор мешать. Пойду за водой.

Едва ступив за порог, отец Василий споткнулся. Незамеченный в раздумьях Того взвизгнул – но не понять, от боли или радости: подпрыгнул, уперся в грудь лапами, перепачкав и норовя лизнуть в нос.

– Ну, здравствуй, братец, – отец Василий рассмеялся, принялся трепать мохнатую шею.

А вот и его хозяин: сидит себе на поленнице да утку щиплет. У ног – целая связка.

– Где был? – отец Василий постарался спросить так сурово, как мог.

– А вот, – Учи плюнул травинку, которую катал в углу рта, поднял утку. – Жирный шибка! Хоросса охота, басюсска.

Отец Василий тоже плюнул, хотя во рту ничего не держал.

– Брось своих птиц. Пошли, раствор поможешь делать да стену замазывать.

 

***

 

Прием не принес ничего, кроме дурноты и неясных мук совести. Николаев набрался так, что наутро не мог припомнить, как оказался в доме священника. Проснулся он рано и чувствовал себя несказанно скверно. Знобило, во рту пересохло, глаза жгло, голову раздирало, и на душе примерзко: такое чувство, что накануне сотворил что-то гнусное. Но что? Что-то уже после того, как исчезла Наталья Романовна.

Ее уход был, пожалуй, последним внятным воспоминанием. Хватившись, сыщик хотел отыскать барышню – но сделал ли это? И что было дальше? Нет, не вспомнить.