Вряд ли капитан отправил за Николаевым из-за какого-то пустяка – что-то произошло. Однако вряд ли стоило выяснять это при Якове.
– После договорим, – обещал ему сыщик и кивнул миловидной хозяйке, тоже вышедшей на порог.
– Позади меня садитесь. Полгорода обрыскал, пока вас нашел.
– А вы сперва не представитесь?
Ефрейтор засмеялся, показав кривые черные зубы.
– Ну, что за память – даром, что сыщик. Фельдфебель Евстафьев я. Осип Иваныч. А это, – он тронул погон истрепанного кителя. – Это от покойника-ефрейтора осталось. Про то вчера ж сказывал.
Лошадь была не оседлана. Когда Николаев неловко схватился за гриву – отступила на шаг.
– Да что ж такое вы делаете… – ефрейтор покачал головой и спрыгнул на землю. – Стойте, вперед подсажу. А то, чую, доедем. Свернете шею себе, Илья Андреич – мне…
– Не доводилось мне так-то, – оправдался Николаев, забравшись с его помощью на лошадь. – А что случилось?
– Подпоручик Лаврентьев вздернутый висит в своем номере. Илья Андреич как глянул – нет, говорит, точно не сам. И меня за вами послал. Ну, держитесь! Крепко держитесь, да только кобылу не придавите.
***
Сыщик с зеленым змием близко не сходился – захмелел быстро и превратился в книгу. Читай – не хочу, если вдруг того не хватило, что сам охотно озвучил. А он почти не замолкал. И про Ялова с беглыми каторжниками Юрьеву рассказал, и про начальника, что крутил им, как холопом, и про жену, и про сына. Едва за полночь Николаев уже в шаге был от того, чтобы с капитаном расцеловаться. Но не вспомнит ничего: с непривычки ханшин память начисто отрубает.
Ждать его и Евстафьева Юрьев вышел на крыльцо номеров, в совсем не летнюю зябкую сырость. У каменной аптеки на другой стороне дороги – теперь уместнее звать ее слякотным ручьем – увязла груженая дровами повозка. Два мужика – постарше и помоложе – спрыгнули, принялись выталкивать, сквернословя. Пяти минут не прошло, как сами все измазались по колено. Грязь здесь жадная, как болото: стоит остановиться, и сапоги сразу же проваливались выше щиколотки. Телега же не сдвинулась с места.
– Эй, братец! Помоги толкнуть! – крикнул старший солдату, спешившему в сторону номеров. Тот сбавил шаг.
– Рядовой Митрофанов!
Махнув рукой, он снова ускорился почти до бега. Заранее, еще не поравнявшись, сдернул картуз.
– Нашел? – не дождался и Юрьев.
– Никак нет, господин капитан. Не дошел.
– Как так?
– Я только на базаре был, а потом сюда…Там этот, как его… С верхнего прииска. Лещук. И с ним еще люди.
Управляющий – тот еще прохиндей. Польза от него бывала, а вот какой длины у него язык и сколько разума в голове, капитан возможности выяснить не имел. Но то, что его сюда принесло – в любом случае скверно, хотя этого и следовало ожидать.
Юрьев закурил, дожидаясь продолжения отчета, но солдат молчал.
– И кто с ним приехал?
– Да почти все, как видно. Много подвод.
– И Мишка Малый?
– Его не видал, но, может, отстал: другие следом едут. Прииск, дескать, совсем залило: унесло и причал, и сараи. Едва ушли, говорят: добро́, что лошади были. Сгребли все, что намыли, по телегам рассовали да и в бега. Собрались сейчас вот передохнуть с дороги да ставиться.
Во двор птицей влетел Евстафьев. Щегольски поднял кобылу – Николаева, что ли, рассчитывал сбросить?
– Позволите дальше искать, господин капитан?
– Цыц. Сначала покажешь все сыщику – потом пойдешь.
Евстафьев спешился и точно, как барышню, спустил на землю и Николаева. Впрочем, ботинки сыщика еще накануне рассказали, что кроме городских улиц мало чего видели.
– Пройдемте к подпоручику, – предложил Юрьев, не дожидаясь вопросов.
Выбежавшему навстречу портье жестом велел остановиться – повел сыщика сам.
Просторный здесь только холл – стоило свернуть в коридор, как тот сразу сдавил и вдоль, и поперек.
– Маловато места, – натолкнулся на что-то неловкий Евстафьев. – Мне все чудится, будто в казармах.
Лаврентьев жил в самом конце.
– Оставил его вам, как был. Я, конечно, не силен в подобных вещах, но не думаю, что Лаврентьев сам сотворил такое.