Ответа на этот вопрос Николаев не ожидал – но тот последовал, еще больше путая и без того смешанные карты.
– Еще как, – вдруг оживился фельдшер. – В прошлом году, когда жену Пахома убили, он самосуд решил учинить. Господин подпоручик его и задержал, не дал новой крови пролиться.
Об отношениях Пахома с тунгусом фельдшер не знал – впрочем, он и так помог куда больше, чем Николаев мог надеяться.
Версия напрашивалась очевидная – да только по-прежнему не было доказательств… Пока.
– Что ты творишь, ирод ты безголовый?! – взревел за окном незаметно вернувшийся Медников.
Николаев поспешил выйти.
– Кто это был? Кто – я тебя спрашиваю?
Тунгус молча отдувался, утирая кровивший нос.
– Говори!
– Не знай! – зыркнул тот.
– Выходит, незнакомец мимо прошел – а ты раз его, и давить?
– Вор он!
– Царица небесная! – воскликнула старуха-служанка.
– Какой еще вор, Учи? Что у нас брать?
– Браль!
– Он пойдет со мной в полицию, – сказал Николаев.
– Что? Почему?
– Для начала – для разговора об убитых.
– Так жив тот-то. Гость наш, – Медников заговорил громче прежнего, махнул рукой в темноту.
Неосознанная неприязнь к нему все росла. Возможно, в ней виновата простая усталость – а может быть, говорило чутье, не раз помогавшее едва ли не каждому полицейскому найти верную нить.
Только для того, чтобы обвинять в чем-то настоятеля храма, нужны крайне веские свидетельства – и еще не факт, что даже при их наличии не полетит голова обвинителя, а не виновного.
– Он нашел свой нож?
– Не знай! Теряй! – выкрикнул тунгус.
– А где он был ночью, когда господина подпоручика задушили в номере?
– Господи, – выдохнул, схватившись за грудь, Медников.
– Дома! Дома он был! На печи спал! – поспешила старуха, которая, как уже выяснил Николаев, на ночь уходила к себе. Одновременно с ней ответил и тунгус:
– Рыб ловий!
– Матвей Леонидыч, – Медников сделал шаг вперед и положил пудовую ладонь на плечо сыщика. Тот едва удержался, чтобы ее не стряхнуть. – Погодите. Тут явно ж недоразумение какое-то. Давайте выясним все по-хорошему, не торопясь. А?
– Конечно, мы все выясним. И спешить не будем, – через силу улыбнулся Николаев, чтобы придать голосу хоть отдаленное подобие дружелюбия. – Но в участке. Уж простите – таковы правила.
– Прямо сейчас? Так, может, хоть утра дождемся? Ночь на дворе. Пусть хоть дома переночует под мою ответственность. Никуда он не денется – бежать-то некуда. А утро вечера мудренее, – теперь Медников говорил быстро, проглатывая частями слова.
С тем, что бежать некуда, можно поспорить. Это Наталье Романовне некуда, а дикарю даже затопленные дороги открыты. Но полицейская управа неблизко, а порядком затопленные улицы – темны. В родном городе сыщикам уж давно запрещались одиночные прогулки – и оправдан ли риск на сей раз? Кто знает, не достанет ли тунгус свой любопытно заточенный нож, который наверняка до сих пор при нем. Если же он сбежит, это, конечно, добавит хлопот – но будут и плюсы. Побег – это уже почти доказательство вины, да и посредничество Медникова будет налицо.
– Хорошо. В управу пойдем с утра. А сейчас мне нужно осмотреть его вещи.
– Благодарю. Да, конечно. Делайте все, что вам угодно.
Войдя в дом, Медников указал на печь и попросил водки. Громко вздыхая, старуха поставила на стол бутыль.
– Налейте и мне, – попросила Наталья Романовна.
Выглядела она крайне оживленной. Видимо, драка и перепалка ее порядком развеселили.
Тунгус уселся в углу, понурив голову. Николаев достал из-за печи мешок.
***
– Что это такое?
– Это, Матвей Леонидович, всего-навсего самодельные рыболовецкие крючки.
Высыпав на пол содержимое очередного мешка, Николаев разбирал его вещь за вещью. Чем-то он сейчас походил на ребенка.
– Доброй ночи, – встала Наталья.
Николаев взглянул так, словно хотел остановить, но вместо этого сказал:
– Хороших снов.
Весьма фамильярно.
Священник, раскрасневшийся и взмокший от водки, которую глотал, не закусывая, рюмка за рюмкой, не простился даже так.
– Поглядите, что я нашла у отца Василия, – Кати, помогая раздеться, кивнула на стол у кровати. Там появилась книга в бордовом переплете. – «Вторая родина». Лучше, чем ничего, да?
Наталья кивнула.
– Почитаете?
– Не сейчас. Клонит в сон.
– Простите, Натали, но… Что-то произошло?
– О чем ты? Я устала. Что тут может быть непонятного?
– Вы, кажется, поранились?
Наталья проигнорировала вопрос. Освободившись от платья, упала на кровать и закрыла глаза.