– Илья Андреич! – стукнул Павлов. – Разрешите обратиться… Тут к вам с телеграфа.
Капитан раздраженно скривился. Даже в номерах не скрыться от чертова паникера.
– Что надо?
– Убийцу господина подпоручика, говорит, задержали. Он думал, вы знать хотите. Пустить?
– Конечно!
Не дожидаясь приветствий и расшаркиваний, капитан спросил, едва увидев телеграфиста:
– Кто он?
– Помощник отца Василия. Учи-тунгус.
Капитан широко улыбнулся:
– Спасибо за весть, Тимофей. Рад слышать, что негодяй найден, да еще и так быстро.
– Да, вот еще что, – телеграфист вытащил из кармана сложенную бумагу, расправил. – Это господину сыщику еще накануне прислали. Он за ней не заходил, а сегодня копию попросил расписать письмом, как вам. Здесь и про вас речь идет, так что я решил и вам копию занести – вдруг вам для отчета или еще для чего…
– Вот как? Что же, лишним не будет. Благодарю.
– Илья Андреич, а еще с поста передали – воды на три вершка прибыло, – Тимофей потупился. – Люди в лес бегут, повозки толкутся… Что делать?
– Ничего. Тебе об этом думать не нужно. Для этого я вам назначен. Твоя забота – сообщение об уровне передать.
Было сложно не показать при Тимофее интерес к телеграмме и дождаться, когда за ним закроется дверь.
Просматривая ее, Юрьев несколько раз кивнул самому себе, а потом сообщил остальным:
– Николаев выяснил, что «Муромец» потерян.
***
Фельдшер не обманул, с утра и перевели в другую палату. Глафира сама шла, осторожно шагая – не хотела лишних хлопот доставлять.
В новой палате лежали еще пятеро, в два ряда вдоль стен. Вставшему места оставалось аккурат для того, чтобы боком протиснуться между рядами к двери. Если не шатало, то можно даже никого и не задеть – но тучную соседку штормило. Так что, собравшись по нужде, до выхода из палаты она не дошла – рухнула аккурат на Глафиру. Перепугалась больше, чем та: аж заплакала. Ее же еще и утешать пришлось.
Потом, после обеда, когда сестра закончила перевязки да уколы – кому уж что полагалось – позволили вздремнуть. «Сон – дескать – лучший лекарь, особо когда никаких лекарств в лечебнице нет». Почти все сразу же засопели, а толстуха и всхрапнула. Глафире же в тишине и бездействии сделалось гадостно.
Впервые думалось о младенце, привычном своей тяжестью, не дававшем спать на боку, пинавшемся – изнутри шли выпуклости – ненужном и неродившемся. Вдруг стало жаль его до боли, что была не меньше телесной. Сыночек… Как ни тяжко приходилось в последний год, а уж как-нибудь прокормился бы и он. Сколько раз Глафира со зла проклинала его, сколько желала смерти. И, услышав слова фельдшера, не огорчение испытала, как положено любой матери от потери дитя – нет, радость от избавления.
А он, видно, наслушался мыслей матери и не захотел становиться обузой.
Каким он был? Понятно, что крошечным – поди, меньше, чем Фроська, когда Глафира впервые взяла ее на руки. Но как выглядел? Какие ему достались волосы? Какие глаза? Ее – или чьи-то чужие?
Глафира не знала, кто его отец. Бесполезно гадать – да и вспоминать не хотелось постылые рожи. Тот, другой, третий – какая разница?
Как же страшно в пахнущей лекарствами тишине. Хоть бы пошевелился кто – тогда б Глафира разговор завела. Но нет, спят, лечат хвори.
И Пахом напугал до смерти. Только сейчас его жуткие слова достигли сознания, заставляя липкий, теплый пот струиться по бокам, груди, шее.
И после проклятый ищейка явился – не прошло и часа. Что же будет, если все вскроется? И ведь вскроется – он явно готов землю грызть, чтобы докопаться до правды. А Глафира, не соображавшая толком, от волнения чуши наболтала.
Боже, как тяжело… Все напрасно – все пойдет прахом. Она поедет на рудники на Нерчинскую каторгу. А девчонки? Побираться станут или что похуже? Но разве лучшая доля бы их ждала, если бы все осталось, как прежде?
Надо успокоиться. Пусть ищейка пронырлив – но если она одумается и дальше будет хозяйкой словам, он ничего не узнает. Никто не догадается. Вода, слава богам, скроет все. Черный дракон жаждет возмездия, и воля его исполнена в полной мере.
Лишь бы хватило сил стоять на своем.
***
Отпустив пастись коров – совсем скоро, судя по залитым улицам, у них уж не будет такой возможности – Пахом примерил работы по настилу нового пола. Доски есть – надо было перебрать чердак. Но черт с ним, потерпит еще немного – здесь они пригодятся больше.
«Надо принести, да и начать, пожалуй – чего откладывать?» – думал он, запирая сарай на щеколду.