– Ноги гудят, – священник тоже заметил сыщика. – Как Учи? Оказался ли вам полезен?
– Пока рано судить, – не стал вдаваться в подробности Николаев. – Кстати, как его фамилия?
Священник пожал широкими плечами.
– Так сходу и не вспомню его полное прозвище. Что поделать – у них там свои обычаи. Если для документов она вам надобна, то пишите мою. А так – не ошибитесь: не слуга он мне, как вы давеча говорили. Добровольный помощник, как Ефросинья.
– То есть, он сам вызвался помогать в вашей церкви? – не поверил Николаев.
– Если по правде, то и так, да не совсем так.
Священник вдруг широко улыбнулся.
– Я его, можно сказать, от принесения в жертву спас.
– Как это?
– Выкупил, – рассмеялся Медников. – В 1903 году, как помню – еще церкви не было, только часовенка – поехал я в верховья с отрядом. Слово Божие, значит, нести гольдам да тунгусам и все язычникам, которых там встречу. Прибыли мы в одно их селение – стойбище – а там что-то из камней строят и к нам враждебны. Мешаем мы им, значит. Не сразу разобрали, что это человека они там муруют. А как поняли, мне аж кровь в голову ударила. Давайте, говорю, я вам кресты нательные, что с собой вез, на случай, если кто решит язычество отринуть и в веру истинную обратиться, а вы мне – его. Ну и показываю, значит. По-русски-то они ни бельмеса. Подошли, воркуют на своем наречии. Поглядели, пощупали. Потом что-то соображать стали. Шаман, говорят? Да, говорю. Шаман. Сам его накажу. Подумали они – долго думали – но потом нехотя так махнули, кресты взяли да разбрелись. Ну, мы этого несчастного откопали да на волокуши, на баркас понесли. А потом обратно поплыли – не с ним же, покалеченным, по стойбищам дальше мотаться? Ох, и ругались же на меня служивые. То ругались, а то смеялись. Хороший был отряд поручика Шувалова, я вам скажу. Чистое золото, а не люди, как на подбор. А Учи, между тем, подлечился. Сперва бежать пытался, потом топиться хотел, а потом решил, что выбора нет – придется мне служить. Немало мы с ним намыкались. Потом и сдружились незаметно. А поручик Шувалов, Александр Ильич, пока здесь стоял, как не зайдет, так первым делом: «Ну что, отец Василий? Обратил хотя бы тунгуса-то своего?» Я ему – нет, на своем стоит. Меня вот своим словам да обрядам учит. Вот он смеялся – точно дитя. Забрали поручика в Сибирь на повышение, даже наградили, как слышал.
– И что, принял тунгус православие? – стало любопытно и Николаеву.
– А, и вы туда же… Нет, и еще раз нет. Но богов своих при мне давно не почитает – и то уже славно.
– А что у них за боги?
– Много их. Сэвэки – создатель земли, Буга – общая мать… Да всех и не перечислю. Еще духи природы есть, есть злые духи. Тяжко быть язычником: надобно же всех упомнить, каждому вовремя почести оказать и никого не перепутать, – Медников протер широкой ладонью лоб, на котором, несмотря на вечернюю прохладу, выступила испарина. – Злые, понятно, тоже есть.
– Это они требуют крови?
– Нет, то добрые. Им часть животного, добытого на охоте, жертвуют – это знак добрых намерений. Охотник так прощения просит за отнятую жизнь. Как будто говорит: «мне это надо, чтобы прокормиться».
– А что же тогда значит человеческая жертва?
– Вот тут не знаю. Не слыхал, чтобы наши местные такое бы делали.
– Но как же ваш тунгус?
Священник сморщился – и без слов ясно стало, что пожалел о своем рассказе.
– Думаю, старый стал. Может быть, охотился плохо. У них к старикам строги.
– А я бы подумал, что похоже на наказание за провинность.
– Может быть, и так. Да только не знаю я. Он не рассказывал, а я не спрашивал. Кому охота о таком вспоминать?
Николаев кивнул.
– Не убийца он, Матвей Леонидыч. Честно скажу – не все я о нем знаю, но душа у него не злая. Вот вчера мы с вами его слушать не стали, а после он мне сказал, что кто-то в окно ко мне забраться пытался – он и напал.
Сыщик не стал спорить, хотя и признавал, что мотив наверняка имелся. Но священник любой ценой хотел вызволить своего тунгуса, потому придавать значение его словам не было смысла – впрочем, как и затевать новую перепалку.
Для этого Николаев выяснил пока слишком мало. Но, несмотря на завтрашний важный допрос тунгуса, не меньше беспокоило и пропавшее судно, а с ним – возможные мотивы убийства и Жукова, и Лаврентьева. Так что после тунгуса следовало навестить Ялова – не самая приятная перспектива – и управляющего прииском. День обещал быть до крайности утомительным.