– Прохладно. Пойдемте в дом, – предложил священник.
Возвращаясь, они увидели, как уходит Наталья Романовна.
***
Наталья проснулась незадолго до рассвета. В серости, уже сменившей тьму, она, открыв глаза, долго смотрела на капитана. Он уже не казался уродливым. Наверное, так случается с любой особенностью – что безобразие, что красота равно входят в привычку.
Капитан, впрочем, безобразен не был – как до ранения не был и красив.
Он спал тихо, изредка вздыхая во сне. Что ему снилось? Что могло ему сниться? Ранним утром воскресенья Наталья знала о нем не больше, чем поздним вечером четверга – ровным счетом ничего.
– Вы погубите себя, – шептала, застегивая на спине платье, Кати.
– О чем ты? – Наталья постаралась изобразить раздраженное недоумение.
– Люди не настолько глупы. Они все замечают.
– Что тебе до здешних людей?
– До них – ничего. Но меня очень сильно волнует то, что вы делаете со своей репутацией и, возможно, судьбой.
Компаньонки, разумеется, не касалось и это, назойливые слова сердили, но прерывать Кати Наталья не стала.
Очень хотелось обсудить с ней то, что происходило и чему Наталья не находила ни объяснения, ни названия – но, увы, непосредственность в их отношениях закончилась следом за юностью. И теперь… где это видано, чтобы хозяйка советовалась с прислугой?
– Это кто-то из ваших знакомых по Иркутску? Хотелось бы верить, что он не воспользуется вашей слабостью и не предаст ее огласке.
– Нет.
– Очень хорошо.
Подумав с минуту, Наталья продолжила:
– Мы познакомились здесь.
– Но прежде мы тут не бывали, и вы говорили, что никого из местных не знаете.
– Так и есть. Мы встретились на приеме в управе.
Кати отпрянула, смешно округлив глаза.
– Натали! Вы, с вашей разумностью!
Наталья молчала – затихла, взяв в себя в руки, и компаньонка. Но надолго ее не хватило. Помогая обуться, она заговорила снова:
– Если узнает ваш отец, у вас будут куда худшие сложности.
Наталья угрюмо хмыкнула. Так и есть – если папа́ что-то и волновало, так это вопросы нравственности. Впрочем, он всегда был склонен подозревать худшее – и в иное не верил. «Такова женская природа». Но Кати права: одно дело – иметь мнение в теории, и совсем другое – найти ему практическое подтверждение.
– А если узнает Сергей Алексеевич? Прямо сейчас, накануне свадьбы… Не хотелось бы представлять, что можно чувствовать на его месте.
И снова Кати сверх меры жалела Натальиного жениха – и это уже злило. Минутная слабость была повержена, желание откровенничать пропало.
– Ты забываешься, Кати, – куда грубее, чем собиралась, одернула Наталья.
Разговор и все страхи и сетования, которые он будоражил, беспокоили Наталью до самой встречи с капитаном. Потом она их отбросила – а сейчас заботы вернулись, однако думалось неожиданно ясно.
Да, она сделала необъяснимую глупость – ну и что? Как будто все остальные, кто ее окружает, не имели за собой подобных грехов. На этот раз даже хотелось верить бескомпромиссным словам отца: раз он был так в них уверен, значит, имел на то основания – и опыт.
Это всего лишь мелкое приключение, о котором на самом деле никак не могут узнать ни Сергей, ни отец. Как и говорила Кати – будет, что вспомнить в старости.
Скоро придет пароход и Наталья навсегда уедет отсюда, и капитан останется в прошлом. Если судьба не настолько против нее, то она вполне успеет на свадьбу: в конце концов, до нее еще больше месяца. А потом она до конца дней будет засыпать и просыпаться – точно так же, как и сейчас – в объятиях уже не постороннего, а Сергея. И лишь изредка вспоминать этот август в маленьком затопленном городе.
Возможно, Наталью успокоили мысли, но вдруг она ощутила себя абсолютно счастливой. Было удивительно легко и приятно оттого, что можно на самом деле на время забыть о деньгах, положении в обществе, будущем, том, что скажут другие – обо всем.