Впрочем, с тем же успехом они могли банально обсуждать и угон баркаса – а Николаев стал чересчур мнителен.
– Самый настоящий медвежий угол. Скорей бы уж выйти в отставку да вернуться в Иркутск, к людям. К людям! А не таким вот…гиенам. Как же я устал от них, от их подлости, вороватости, от всей этой грязи и нищеты! В Иркутске – мощеные дороги. По ним ездят механические экипажи – слышите, Николаев? Механические! – а здесь телеги не отыскать. Чертова дыра!
Николаев искренне кивал: с этой частью долгой речи Ялова он соглашался всецело.
– Стало быть, вы из Иркутска.
– Именно. Я там родился и до сих пор считаю домом. В эти края по службе направили, году, дай бог памяти, в 1909. Уже шесть лет – как летит время!
– Но ваша семья хотя бы с вами?
– Да, и супруга, и дети. У брата старшего здесь дом был, но и он редко приезжает, и я в разъездах – его мы не стеснили, а своим обзаводиться в таком месте резона нет.
– Ваш брат – владелец прииска?
– Да-да. Конечно, как вы могли о нем не слышать? Прииск ему принадлежит, даже по карте – если к нам зайдем – могу показать. Там все точно расчерчено – сам брат дорабатывал, давно уже. Лет пятнадцать назад он его, прииск тот, купил, а потом и сам сюда перебрался. А до того мы с ним по одной линии шли, инженерной.
– Необычно – так переменить жизнь.
– Пожалуй. Он сюда приезжал по службе, как и я – расстояния промерял. Встретил тут кого-то из местных, кто ему про золото в верховьях наговорил. А у брата как раз несчастье в жизни вышло, вот он взял да и пустился в авантюру. Потратил все сбережения, но, как долго казалось, не прогадал, – Ялов, до этого воодушевленный пустым разговором о семье, помрачнел.
– Казалось? Разве что-то пошло не так?
– Нет, что вы. Все в полном порядке. Мне просто снова подумалось об этом гнусном происшествии. Сможете ли вы мне помочь?
– Как я вам и говорил, кражи вне моей компетенции как сыщика, – Николаев ощутил дежавю – словно уже доводилось либо говорить эту фразу, либо слышать в подобных обстоятельствах. – Однако я сделаю все возможное, чтобы помочь. Заодно, возможно, коснусь и вопроса вашего брата, о котором мне стало известно.
Ялов насторожился.
– О чем вы?
– Я слышал, что он тоже потерял судно. Весной. И, как я понимаю, понес большие убытки.
– Ну, что вам сказать… Убытки – они всегда убытки. Груженое же судно. Золото, руда.
– Я толком не понял обстоятельства его потери.
– Тут я мало чем смогу быть полезен. Это вам бы с братом поговорить – хотя, конечно, сейчас это невозможно. Постараюсь вспомнить, что смогу… Он мне писал, что случилось это вскоре после того, как река вскрылась, в первом же рейсе. «Муромец» стоял на небольшом причале верстах в тридцати от самого прииска – добывают там, значит, а потом свозят на склады у реки, там же и загружаются. Так что все было как обычно: загрузили его и отправили.
– Река еще не очистилась ото льда, к тому же, стоял туман – отчего ваш брат не дождался лучших условий?
Ялов почесал длинноватый нос с крупной родинкой прямо на переносице.
– Согласен. Я бы на его месте дождался – но вот он отчего-то поспешил, однако о причинах вам лучше спросить у него. Тем более, про туман я вообще от него не слышал.
– А что слышали?
– Что совсем скоро он перестал посылать сигналы, как делал обычно – все же, не дрова везли, золото. Брат сразу же тревожиться начал, в полицию обратился, но… «Муромец» словно растворился в воде вместе с грузом и экипажем.
– А его останки не искали?
– Полагаю, что искали, но точно знать не могу.
– Вы часто видитесь с братом?
– Очень редко. Не больше пары раз в год, а то и того меньше. Общаемся письмами.
– А не знали ли вы, случаем, команду этого рудовоза?
Ялов оживился.
– Спроси вы о ком другом – и я бы ответил «нет». Увы, очень мало я сталкивался с делами брата, и почти не встречался с его людьми. Но этот экипаж знал – они ж еще из Иркутска, у брата много лет проработали. И меня пару раз подвозили – и к нему, и обратно.
– А кто капитаном был, не припомните?
– Конечно – Петр Алексеич Жуков.
– А как он выглядел?
Ялов явно удивился, но ответил:
– Около пятидесяти, совсем невысокого роста – по плечо вам бы пришелся. Сутулый. Седой, лысоватый, но усы… Усы превосходные, длинные, пышные. Он их еще подкручивал. Команда за глаза смеялась, Рысаком называла.