– Согласен – на правду это похоже мало. Но, возможно, у этого – вашего – ножа есть какие-то особенности. Если я узнаю о них, то смогу продолжить свое общение с этим тунгусом с большей пользой.
– Выходит, вы его подозреваете?
Николаев сделал неопределенный жест.
– Пока рано говорить. Но, как только появится определенность, вы, конечно же, узнаете первым.
– Мы этому дикарю прямо как кость в горле. Лично я – так особенно. Говорят, он на каждом углу на меня клевещет и злым духом зовет. Забавный народец. Только в толк не возьму – с чего бы к нам вдруг такой интерес? Священник его, что ли, настраивает?
Юрьев выдвинул ящик. Ножа не было.
***
Идти до дома далеко и трудно: живот разрывало от боли, а сапоги увязали в грязи и глине. Вода перелилась через край голенищ. На улице слышались крики: телега, запряженная быками – с лошадьми солдаты прощались очень неохотно – завязла в грязи.
Глафира остановилась, хватая ртом воздух. В ушах звенело от слабости. Наклонившись, она зачерпнула воды грязной и протерла лицо. «Нет, не дойду. Упаду и утону прямо тут» – мелькнула мысль.
Но как будто этого мало: по дороге начался дождь, и Глафира вымокла до нитки не только снизу, но и сверху.
Однако кое-как добрела. И сразу поняла: что-то случилось. Калитка в невысоком заборе, который она кое-как починила своими руками – мужики по соседству посчитали небарским делом – распахнута настежь. Слышится детский плач. Но это еще ничего – а вот аж сразу две лошади, привязанные к забору, точно не сулили добра.
– Да что ж еще им надо, паскудам? – пробормотала она себе под нос и ускорилась, морщась от боли.
Два солдата с ефрейтором – тощие, облезшие, точно грифы-падальщики, копались в вещах, сброшенных на пол отовсюду: со шкафа, с горки, из комода и сундуков. Нюшка сжалась в клубок и вздрагивала от слез в углу. Растрепанная Анфиска пытаясь угомонить Фроську. Она обернулась на скрип плохо прилаженной половицы.
– Мама! – и столько надежды в этом крике.
– Притащилась, – сплюнув, откликнулся ефрейтор – и продолжил рыться в чужом добре, как ни в чем ни бывало.
– Вы чего тут забыли? – стараясь и говорить, и двигаться уверенно, Глафира сделала шаг вперед. Под ногами захрустели осколки – это были супница, тарелки и зеркало. – Солдатку грабить решили, свиньи? Детей своего товарища?
– Заткнись. Без тебя бошку ломит.
– Ну, уж я заткнусь…
Глафира бросила взгляд на лопату у печки, забытую и не вынесенную наружу – все и без этих подонков приходило без хозяйки в упадок. Нет, не надо их провоцировать, даже если бы и в силах была, а не слаба, как мышь. С тремя ей никак не справится, а ефрейтор еще и вооружен.
– Да я прямо сейчас к вашему главному пойду и расскажу про ваши пакости. Какой бы он там не был, а солдатку, небось, защитит.
Они рассмеялись.
– А кто, по-твоему, нас сюда прислал? – спросил солдат.
Ефрейтор глянул на него и повернулся к Глафире.
– И ты еще спасибо скажи. Добрый наш капитан. Как узнал, что ты чем-то меня опоила да из карманов все вынула, сказал – верни свое, да и все. Тебя, гадину, велел пальцем не трогать – а была б моя воля, я б тебя в полицию бы сволок. Уехала б в исправительный дом, поди.
– Да что ты несешь, скотина?!
Глафира не верила ушам. Рука сама собой потянулась к лопате.
– Закрой рот, шалава, и радуйся, что легко отделалась.
– При детях меня помоишь, сволочь! И вертится же язык!
– А ну брось лопату – или об твою бошку разломаю. Все тебе мало, живучая тварь!
– Да что же вы тут творите? – за спиной Глафиры возмутился вошедший отец Василий.
***
Пахом останавливался и даже разворачивался, чтобы идти назад – но все же, подумав, уныло брел дальше. У отца Василия, как ни погляди – ясная голова, а язык короткий. Сам-то он, понятно, хорошего не подумает, а то и вовсе уважать перестанет – но зато может дело посоветовать. А совет получить хотелось. Пахом уже до того ошалел от дум, которые плясали в хороводе, что явно очевидного не замечал.
Пошел дождь.
«Дурная примета или добрая?»
У дома отца Василия старая Ефросинья расторопно снимала белье с веревки.
– Батюшка в церкви или здесь?
– Ушел проведать кого-то. Ты в дом проходи да там обожди. День-то к вечеру – скоро вернется.
Пахом сдержал первый порыв – не сказал «в другой раз зайду». Ну как так – пришел ведь, зря, что ли, плелся и вымок весь?
Прошел – и снова едва не сбежал. За столом читала книгу чистая пухлая дамочка, точно нездешняя.
– Здравствуйте, – робко чужим голосом промямлил Пахом.