И снова это слово – «комендант». А для этого человека статусы значили куда больше, чем имели реальной важности. Что ж – хоть и полицейский, а мышлением обычный чиновник.
Отец Василий покачал головой.
– Полагаю, у него на это те же причины, что и у других жителей города. Господина капитана, знаете ли, многие недолюбливают. Вверенные ему солдаты, по разговорам, не всегда ведут себя подобающе, что и самого господина Юрьева не красит – да только и вы наверняка уже не меньше моего о том услышали. Они практически насильно отобрали у людей лошадей, не гнушаются и другим добром. Словом, ведут себя, как баре в крепостной деревне.
– Вовсе нет – мне о том ничего не известно, да не об этом речь. То есть, вы полагаете, что никаких причин для личной неприязни у него нет?
– Я в этом уверен.
– Часто ли они встречались и какого рода вопросы служили причиной?
Снова заныло и под ребром, и внутри, словно чуяла душа – предстоит недоброе.
– О чем вы? Какие у моего Учи могли быть дела с Юрьевым?
– Вы об этом не знаете?
– Нет, – за весь этот день отец Василий едва ли не первый раз был совершенно искренен.
– И вы не догадываетесь, при каких обстоятельствах господин комендант мог взять у вашего тунгуса его нож?
Николаев, поди, просто пьян. Наверное, подливал укладкой в чай ханшин – а отец Василий, видно, простыл, не отдавая себе в том отчета, и потому запаха не учуял.
– Что вы такое говорите, Матвей Леонидович? – раздельно переспросил он, вглядываясь в лицо сыщика.
Но то оставалось насмешливо-невозмутимым.
– То и говорю, что ваш тунгус обвинил коменданта в краже своего ножа – возможного орудия убийства. И еще он очень просил по какой-то причине не говорить об этом вам – как вы думаете, почему?
– Как такое возможно?
– Надеялся, что вы сможете прояснить. Тем более, что комендант крайне разгневан не столько пропажей его тунгусского ножа, но больше тем, что кто-то без спроса был в его кабинете и что-то оттуда унес, – Николаев – не понять, чем настолько довольный – закурил, вытянул ноги. – Но его можно понять, не так ли? Кому такое понравится?
– Не его там кабинет, а нашего головы, – пробормотала Ефросинья.
– Господин Юрьев уверен, что его ограбил ваш тунгус.
– Боже мой… – в сердцах бросил отец Василий. – Я совершенно не в силах вас понимать.
Николаев хмыкнул и снова взял чашку. Наталья Романовна быстро смешала и принялась сноровисто тасовать карты. Таких навыков отец Василий прежде за барышнями не замечал.
Комнату снова наполнила тишина, и опять ее нарушил отец Василий. Имелось все-таки кое-что, что сыщику узнать точно следовало.
– Сегодня управляющий Северного прииска – его фамилия Лещук – рассказал мне о краже.
Ефросинья неодобрительно цокнула языком:
– Да что ж такое творится-то!
Катерина Семеновна громко вздохнула. Лишь Николаев не проявил интереса.
– Некто забрался в окно его дома и вынес все ценности. Полагаю, это был тот же самый человек, которого поймал Учи.
– Хм… – вот и все, что было ответом.
Вдруг разом навалилась усталость. Отец Василий сейчас бы охотно забрался на печь, где всегда спал Учи, и забылся – забыл обо всем хотя бы на пару часов.
– Отец Василий?
Николаев впервые обратился к нему по имени – что, впрочем, добра не предвещало, а значило, очевидно, лишь простое желание расположить.
– Что, Матвей Леонидыч?
– Нет ли, случаем, в городе художника?
Речи сыщика отличались сегодня небывалой странностью.
– На что он вам?
– Зарисовать одну из жертв для опознания.
Ясно, что речь шла про Жукова – как и то, что он избегал таких деталей при посторонних.
Но дело было правильное и нужное – едва ли не первое из тех, что Николаев намеревался совершить на чужой земле.
– Нет, художника нет.
– Разумеется. Я так и думал.
Отец Василий кашлянул.
– Художника-то у нас нет, но, быть может, я смогу помочь вам с фотографом.
Он сам не был уверен в правильности этого решения.
***
«Куда бы съехать?»
Занимательный – и дающий большой простор для размышлений – разговор со священником не мог отвлечь от насущного вопроса. Ответ на него, между тем, следовало найти как можно скорее, и притом так, чтобы он, по возможности, оставался неизвестен всем собравшимся.
Непростая задача в таком маленьком городе.
В гостинице, конечно, имелся как минимум один свободный номер, однако претендовать на него Николаеву не хотелось по многим причинам. И одной из них, в чем неловко было себе признаться, стало суеверное нежелание ночевать там, где совсем недавно погиб человек. Другая крылась в том, что соседство с солдатами не грозило ни приятностью, ни покоем. Конечно, и дом священника не отличался особым комфортом и не шел ни в какой сравнение с обычной, типичной городской квартирой Николаева – но здесь хотя бы не пили, не пели и не дрались.