– Вчера после полудня был убит Ялов.
– Ялов? – воскликнула Наталья Романовна.
Разумеется, было бы куда лучше, если бы и она, и обе прислуги покинули помещение. Однако выслать их сегодня на улицу невозможно, находиться с телом они не желали – впрочем, Николаев и не стал бы к этому принуждать – а вторая комната занята под фотолабораторию.
– Ялов. Младший сын обнаружил тело в его кабинете, когда мать велела позвать его ужинать.
Ему было всего тринадцать – совсем ребенок. Худой, темноглазый. Он единственный достойно держался. Ялова громко рыдала, а старший сын – тот точно пошел в отца – бурно грозил расправой. Обещал собственными руками прикончить и убийцу, и полицейских, если те его не найдут. Несмотря на неуместность момента, Николаев все же рискнул задать вдове вопрос о финансах.
«Умоляю, господин сыщик, не распространяйтесь в городе о нашем несчастье! У нас и так горе – а если еще и это... Мы ведь в бедственном положении. Из-за того пропавшего судна деверя и долгов мы совсем без средств. Ведь это вы помогали Евгеше с беглецами – и как думаете, что его толкнуло отправиться на их поиски?»
– И он точно убит?
– Горло перерезано. Ножом. По всей видимости, тунгусским.
Медников вытянул перед собой массивные красные руки:
– Соболезную его семье.
– Ваш тунгус вчера сбежал из участка. Как раз за несколько часов до убийства.
Медников лишь сдвинул брови:
– Где он сейчас? Хочу поговорить с ним.
– Я надеялся узнать об этом от вас.
Священник покачал головой.
– Как я вам и говорил, вы тратите время впустую, Матвей Леонидович. И подвергаете риску людей. Впрочем, теперь уже все неважно.
– Почему?
Он махнул рукой в сторону улицы.
– Не соглашусь. Что бы там не происходило, а явление временное.
– Завидую вашему самообладанию. Я же не могу столь бесстрастно отнестись к страданиям своих прихожан, которым больше не в силах помочь.
– Отчего же? Можете. Семья Ялова убита горем. Их страдания бы облегчила поимка убийцы мужа и отца.
– Она бы облегчила и мои страдания.
Полицейский Кузьмин долго юлил, оправдывая пропажу тунгуса по недосмотру, но в конце концов сдался:
– Да, так и вышло, как ты и сказал. Не было с ним никого из наших – некого искать. Все ушли на пожар. Мы здесь двух солдат оставили, которых капитан Юрьев в помощь прислал. В полицейском деле они не сильны – на что еще мы могли их приспособить. Но людей-то нам не хватает, так? Вот мы их и оставили сторожить. Да только они в кабинете полицмейстера заперлись да в карты играли вместо того, чтобы следить. Двое из соседних клеток и ушли под шумок – тунгус твой да ворюга, сосед его.
– И как они освободились?
– Ключи на столе остались, – отвел глаза Кузьмин. – Кто-то из них сумел в клетку ветку длинную затащить через оконную решетку да ключи поддеть.
– Что значит кто-то? Кто?
– Тунгус.
– Покажи ветку.
Хотя и с первого взгляда все было очевидно, но Николаев все-таки сам зашел в камеру и попытался дотянуться короткой, гибкой и тонкой веткой до стола.
– Расскажите мне о своем знакомстве с капитаном Юрьевым, господин Медников.
Наталья Романовна встала.
– Куда вы? – шепнула ее компаньонка.
– Выйду на крыльцо. Мне дурно. Тут мерзко пахнет.
– Не представляю, что можно добавить. Они по-прежнему далеки от дружбы, – ответил священник.
– У меня есть основания считать, что это его солдаты освободили тунгуса. Зачем?
Медников высоко поднял брови.
– Я бы очень хотел это знать. Вам и самому известно о том, как плохо Учи относится к капитану.
Солдаты освободили тунгуса и вернули ему нож, якобы украденный у Юрьева. Тот отправился в дом Ялова и хладнокровно его зарезал. Потом он пошел домой вместе с этим ножом. На дом напали – пусть и каторжники, о которых Медников с тунгусом не знали, но тогда зачем им убивать Николаева? Тунгус натравил на них свою собаку, в драке упустил нож – и он оказался у убитого, который защищался, как мог – и тут его вполне можно понять. После тунгус сбежал. Все ясно. Но тогда отчего Наталья Романовна ни слова не сказала о том, что ночью видела тунгуса? Защищала Медникова – или же себя? Что она скрывала?